Неточные совпадения
Это были
совсем легкомысленные слова для убеленного сединами старца и его сморщенного лица, если бы
не оправдывали их маленькие, любопытные, вороватые глаза,
не хотевшие стариться. За маленький рост на золотых промыслах Кишкин был известен под именем Шишки, как прежде его называли только за глаза, а теперь прямо в лицо.
Родион Потапыч почему-то делал такой вид, что
совсем не замечает этого покорного зятя, а тот, в свою очередь, всячески старался
не попадаться старику на глаза.
Замечательной особенностью тайболовцев было еще и то, что, живя в золотоносной полосе, они
совсем не «занимались золотом».
Напустив на себя храбрости, Яша к вечеру заметно остыл и только почесывал затылок. Он сходил в кабак, потолкался на народе и пришел домой только к ужину. Храбрости оставалось
совсем немного, так что и ночь Яша спал очень скверно, и проснулся чуть свет. Устинья Марковна поднималась в доме раньше всех и видела, как Яша начинает трусить. Роковой день наступал. Она ничего
не говорила, а только тяжело вздыхала. Напившись чаю, Яша объявил...
Время летело быстро, и Устинья Марковна
совсем упала духом: спасенья
не было. В другой бы день, может, кто-нибудь вечером завернул, а на людях Родион Потапыч и укротился бы, но теперь об этом нечего было и думать: кто же пойдет в банный день по чужим дворам. На всякий случай затеплила она лампадку пред Скорбящей и положила перед образом три земных поклона.
Яша сразу обессилел: он
совсем забыл про существование Наташки и сынишки Пети. Куда он с ними денется, ежели родитель выгонит на улицу?.. Пока большие бабы судили да рядили, Наташка
не принимала в этом никакого участия. Она пестовала своего братишку смирненько где-нибудь в уголке, как и следует сироте, и все ждала, когда вернется отец. Когда в передней избе поднялся крик, у ней тряслись руки и ноги.
— Парня я к тебе привел, Степан Романыч…
Совсем от рук отбился малый: сладу
не стало. Так я тово… Будь отцом родным…
— Ну, все равно, я его в волости отдеру. Мочи
не стало с ним,
совсем от рук отбился.
Батюшка, о. Акакий, был еще
совсем молодой человек, которого недавно назначили в Балчуговский приход, так что у него
не успели хорошенько даже волосы отрасти.
— Ну вот что, други мои милые, засиделась я у вас, — заговорила баушка Лукерья. — Стемнелось
совсем на дворе… Домой пора: тоже
не близкое место. Поволокусь как ни на есть…
— А ты
не хрюкай на родню. У Родиона Потапыча первая-то жена, Марфа Тимофеевна, родной сестрой приходилась твоей матери, Лукерье Тимофеевне. Значит, в свойстве и выходит. Ловко Лукерья Тимофеевна прижала Родиона Потапыча. Утихомирила разом, а то
совсем Яшку собрался драть в волости. Люблю…
— Уж этот уцелеет… Повесить его мало… Теперь у него с Ермошкой-кабатчиком такая дружба завелась — водой
не разольешь. Рука руку моет… А что на Фотьянке делается:
совсем сбесился народ. С Балчуговского все на Фотьянку кинулись… Смута такая пошла, что
не слушай, теплая хороминка. И этот Кишкин тут впутался, и Ястребов наезжал раза три… Живым мясом хотят разорвать Кедровскую-то дачу. Гляжу я на них и дивлюсь про себя: вот до чего привел Господь дожить.
Не глядели бы глаза.
Это была единственная баба на все поисковые партии, что заметно шокировало настоящих мужиков, как Матюшка, делавший вид, что
совсем не замечает Окси.
Окся решительно ничего
не понимала и глядела на своего мучителя
совсем дикими глазами.
— Он, значит, Кишкин, на веревку привязал ее, Оксюху-то, да и волокет, как овцу… А Мина Клейменый идет за ней да сзади ее подталкивает: «Ищи, слышь, Оксюха…» То-то идолы!.. Ну, подвели ее к болотине, а Шишка и скомандовал: «Ползи, Оксюха!» То-то колдуны проклятые! Оксюха, известно, дура: поползла, Шишка веревку держит, а Мина заговор наговаривает… И нашла бы ведь Оксюха-то, кабы он
не захохотал. Учуяла Оксюха золотую свинью было
совсем, а он как грянет, как захохочет…
Сейчас следователь, напримерно, ко мне: «Вы Тарас Мыльников?» — «Точно так, ваше высокородие…» — «Можете себя оправдать по делу отставного канцелярского служителя Андрона Кишкина?» — «Точно так-с…» — «А где Кишкин?» Тут уж я
совсем испугался и брякнул: «
Не могу знать, ваше высокородие…
Я его
совсем не знаю, а только стороной слыхивал, что какой-то Кишкин служил у нас на промыслах».
— Угорел я, Фролушка, сызнова-то жить, — отвечал Кривушок. — На что мне новую избу, коли и жить-то мне осталось, может, без году неделю… С собой
не возьмешь. А касаемо одежи, так оно и
совсем не пристало: всю жисть проходил в заплатах…
Место слияния Меледы и Балчуговки было низкое и болотистое, едва тронутое чахлым болотным леском. Родион Потапыч с презрением смотрел на эту «чертову яму», сравнивая про себя красивый Ульянов кряж. Да и россыпное золото
совсем не то что жильное. Первое он
не считал почему-то и за золото, потому что добыча его
не представляла собой ничего грандиозного и рискованного, а жильное золото надо умеючи взять, да
не всякому оно дается в руки.
— Старайся, милушка, и полушалок куплю, — приговаривала хитрая старуха, пользовавшаяся простотой Фени. — Где нам, бабам, взять денег-то!.. Небось любезный сынок Петр Васильич
не раскошелится, а все норовит себе да себе… Наше бабье дело
совсем маленькое.
— Вот уж это ты
совсем глупая… Баушка Лукерья свое возьмет,
не беспокойся, обжаднела она, сказывают, а ты ей всего-то
не отдавай. Себе оставляй… Пригодятся как-нибудь.
Не век тебе жить с баушкой Лукерьей…
Сестры расстались благодаря этому разговору довольно холодно. У Фени все-таки возникло какое-то недоверие к баушке Лукерье, и она стала замечать за ней многое, чего раньше
не замечала, точно
совсем другая стала баушка. И даже из лица похудела.
— Ну, твое дело табак, Акинфий Назарыч, — объявил он Кожину с приличной торжественностью. —
Совсем ведь Феня-то оболоклась было, да тот змей-то
не пустил… Как уцепился в нее, ну, известно, женское дело. Знаешь, что я придумал: надо беспременно на Фотьянку гнать, к баушке Лукерье; без баушки Лукерьи невозможно…
Если бы
не эти заботы,
совсем было бы хорошо.
У Мыльникова сложился в голове набор любимых слов, которые он пускал в оборот кстати и некстати: «конпания», «руководствовать», «модель» и т. д. Он любил поговорить по-хорошему с хорошим человеком и обижался всякой невежливостью вроде той, какую позволила себе любезная сестрица Анна Родионовна. Зачем же было плевать прямо в морду? Это уж даже
совсем не модель, особенно в хорошей конпании…
— По закону бабам
совсем не полагается в подземные работы лазать. Я вот тебя еще в тюрьму посажу.
— Разнемогся
совсем, братцы… — слабым голосом ответил хитрый старик. — Уж бросим это болото да выедем на Фотьянку. После Ястребова еще никто ничего
не находил… А тебе, Акинфий Назарыч, деньги я ворочу сполна. Будь без сумления…
— И как еще напринималась-то!.. — соглашался Мыльников. — Другая бы тринадцать раз повесилась с таким муженьком, как Тарас Матвеевич… Правду надо говорить.
Совсем было измотал я семьишку-то, кабы
не жилка… И удивительное это дело, тещенька любезная, как это во мне никакой совести
не было. Никого, бывало,
не жаль, а сам в кабаке день-деньской, как управляющий в конторе.
Несмотря на самое тщательное прислушиванье, Карачунский ничего
не мог различить: так же хрипел насос, так же лязгали шестерни и железные цепи, так же под полом журчала сбегавшая по «сливу» рудная вода, так же вздрагивал весь корпус от поворотов тяжелого маховика. А между тем старый штейгер учуял беду… Поршень подавал
совсем мало воды. Впрочем, причина была найдена сейчас же: лопнуло одно из колен главной трубы. Старый штейгер вздохнул свободнее.
— Позвольте, господин следователь, я этого
совсем не желал сказать и
не мог… Я хотел только объяснить, как происходят подобные вещи в больших промышленных предприятиях.
— Что вам от меня нужно?.. — спросил Карачунский, меряя старика с ног до головы. — Я вас
совсем не знаю и
не желаю знать…
— Да
не унести его
совсем, потому к полу он привинчен… Я как-то мела в конторе и хотела передвинуть, а сундук точно пришит…
Кожин сам отворил и провел гостя
не в избу, а в огород, где под березой, на самом берегу озера, устроена была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких разговоров вытащил из кармана бутылку с водкой. Вот это называется ударить человека прямо между глаз… Да и место очень уж было хорошее. Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее на солнце, как расплавленное. У самой воды стояла каменная кожевня, в которой летом работы было
совсем мало.
Да и дело
совсем чужое, никого
не касаемое.
Первым делом он пошел посоветоваться с Дарьей: особенное дело выходило
совсем, Дарья даже расплакалась, напутствуя Ермошку на подвиг. Чтобы
не потерять времени и
не делать лишней огласки, Ермошка полетел в город верхом на своем иноходце. Он проникся необыкновенной энергией и поднял на ноги и прокурорскую власть, и жандармерию, и исправника.
— А Ганька на что? Он грамотный и все разнесет по книгам… Мне уж надоело на Ястребова работать: он на моей шкуре выезжает. Будет, насосался… А Кишкин задарма отдает сейчас Сиротку, потому как она ему
совсем не к рукам. Понял?.. Лучше всего в аренду взять. Платить ему двухгривенный с золотника. На оборот денег добудем, и все как по маслу пойдет. Уж я вот как теперь все это дело знаю: наскрозь его прошел. Вся Кедровская дача у меня как на ладонке…
Кишкин действительно несколько раз «наведывался» на Рублиху, чтобы посмотреть кое-что для себя, но с Карачунским встречаться он
совсем не желал, а когда случайно наткнулся на него, то постарался незаметно скрыться.
Дело было
совсем не в том, что он ссорился с матерью, — за это много-много поворчали бы старики.
Наташка, живя на Фотьянке, выравнялась с изумительной быстротой, как растение, поставленное на окно. Она и выросла, и пополнела, и зарумянилась —
совсем невеста. А глазами вся в Феню: такие же упрямо-ласковые и спокойно-покорные. Кишкина она терпеть
не могла и пряталась от него. Она даже плакала, когда баушка посылала ее прислуживать Кишкину.
Кишкин часто любовался красавицей и начинал говорить глупости,
совсем не гармонировавшие с его сединами.
— Это все Тарас… — говорила серьезно Наташка. — Он везде смутьянит. В Тайболе-то и слыхом
не слыхать, чтобы золотом занимались. Отстать бы и тебе, тятька, от Тараса, потому
совсем он пропащий человек… Вон жену Татьяну дедушке на шею посадил с ребятишками, а сам шатуном шатается.
До поры до времени Матюшка ничего
не говорил Петру Васильичу, принимая во внимание его злоключение, а теперь хотел все выяснить, потому что денег оставалось
совсем мало.
— И то сделает… Подсылала уж ко мне, — тихо проговорил Матюшка, оглядываясь. — А только мне она, Марья-то,
совсем не надобна, окромя того, чтобы вызнать, где ключи прячет Шишка… Каждый день, слышь, на новом месте. Потом Марья же сказывала мне, что он теперь зачастил больше к баушке Лукерье и Наташку сватает.
— Где взял-то? — спросила она, чувствуя, что говорит
совсем не то.
— А я опять знаю, что двигаться нельзя в таких делах. Стою и
не шевелюсь. Вылез он и прямо на меня… бледный такой… глаза опущены, будто что по земле ищет. Признаться тебе сказать, у меня по спине мурашки побежали, когда он мимо прошел
совсем близко, чуть локтем
не задел.
Родион Потапыч только нахмурился, но
не двинулся с места. Старуха всполошилась: как бы еще чего
не вышло. Кишкин вошел в избу
совсем веселый. Он ехал с обеда от горного секретаря.