1
За дремучими лесами, за лесными реками и озёрами, там, где, пожалуй, не ступала нога человека — расположилось старое болото. Название у него было светлое и приветливое — болото Ягодное.
На высоких, крепко сбитых подушках, полусидя лежала старая лягушка Лукерья. Она заболела и почти не вставала со своей белоснежной постели. Лукерья смотрела в оконце на молодой месяц, вспоминала что-то. То свою прошедшую молодость, то воспитание детей, внуков.
Уже давно затихла на кухне сорока Дуня. Она бесконечно бренчала кастрюльками у плиты, готовила бульон и отвары больной. «Умаялась, — подумала Лукерья про сороку — у печки, наверное, и заснула». Сорока Дуня была ближайшей подругой Лукерьи. Они обе уже не помнили, как началась их дружба. Было это очень давно. Дуня жила неподалеку, в болотном лесу. А в последние дни оставалась ночевать с Лукерьей.
Лукерьины воспоминания нарушил тихий плач. Лягушка выглянула в окно, месяц освещал всё вокруг: и болото, и, казалось, весь мир. Лукерья даже подтянулась ближе к стеклу — разглядеть кто же там плачет. Под окном лягушачьей кочки стояла низкорослая сосенка. На ней сидела белочка и тихо плакала. Лукерья заёрзала на подушках, приоткрыла окно.
— Да ты что, милушка, плачешь то в ночи? — спросила Лукерья.
— Заблудилась я немного — ответила белочка.
— Иди в дом, завтра дорогу домой найдешь. Иди, иди — звала Лукерья.
Белочка неуверенно потянулась к Лукерьиной кочке.
— Дуня, откинь крючок на двери — закричала Лукерья сороке на кухню.
— А…Ась? — Дуня со сна ничего не поняла и не расслышала.
— Двери открой, белочка у нас ночевать будет — отозвалась Лукерья.
Старая лягушка слышала, как сорока открывала двери, как они с белкой переговаривались. Белочка села на табурет рядом с Лукерьей. Дуня пошла кипятить самовар.
— Ну давай знакомиться, белочка. Я бабка Лукерья. С Дуняшей моей познакомилась — заговорила Лукерья. — Тебя как звать — величать?
— Горошина я — заговорила белочка.
— Не болотная, не наша смотрю…
— Я с реки — пробормотала белочка.
Из болота Ягодное брала своё начало река Вотчица. Истоки ее трудно было назвать рекой. Река была шириной с ручей, бежала без явного течения, образовывала на несколько километров параллельные зигзаги и имела топкие берега. Речка только зарождалась, неуверенно убегая от матушки — болота. Наверное, река ещё не совсем понимала своего нового естества — реки!, а не стоячего болота.
Ниже по течению река набирала силу — была красива, горделива и шумна. Но про такую Вотчицу никто из жителей болота и речного приболота не знали, не видели, только слышали.
Все жители приболотной Вотчицы называли себя горделиво — речными. А жители болота упорно речных называли — приболотными. Когда — то из-за этого разгорелся конфликт. Речные жители даже повалили дерево на смыкание болота и реки. Но граница была условной. Дерево уже давно сгнило в воде. А болотные и речные жители так же крепко дружили друг с другом, как до сваленного дерева, так и после. Но речные жители, по-прежнему, не хотели признавать себя приболотными.
— Что-то я тебя не знаю! Ты не с самой ли Вотчицы? — спросила лягушка.
Вотчицей называли реку где — то — далеко вниз по течению.
— Нет, нет, я с приболота. А про тебя, бабушка, я слышала — ответила Горошина.
— Ну так меня кто только не знает — отмахнулась Лукерья. — Ты как здесь оказалась, месяц то какой сегодня и заплутать трудно.
— Да, ты права, бабушка…Меня выгнали из дома. Мы ходили с ежом Макаркой помогать зайчихе. Не было нас сутки. Пришла я домой, а там кукша моё гнездо заняла. Говорит, надо было замком запирать жилище, а без замка — заброшенное гнездо числится. И не пустила меня домой. Я вот и плачу, скитаюсь хожу, не поняла, как и на болоте оказалась — ответила Горошина.
Дуня, принесла тем временем чай, заохала, запричитала.
— Дуня, что ты, успокойся! Утром что-нибудь придумаем — сказала Лукерья.
— А тут и придумывать нечего, к Миропии нужно. Она разберется — сказала Дуня.
— Ладно, ладно, всё завтра — успокаивала Дуню Лукерья.
— А что же ты к Макарке не пошла? — спросила Дуня.
— У него семейство большое. Иной раз спит и пятки торчат из норки, так у них тесно — ответила Горошина.
— Всё — спать. Все разговоры с утра! — скомандовала Лукерья.
Лягушка откинулась на подушки в своей постели, белочке постелили на лавке в гостиной, Дуня же легла на печь в кухне. Все, в уютной и просторной кочке-домике, заснули. А месяц всё также ярко светил над всем болотом.
2
Утром в лягушечьем домике за большим столом с голубой скатертью сидели: сама хозяйка, сорока Дуня, белочка Горошина, ёж Макарка и маленькая молчаливая утка — луток. Ёж и луток узнали про беду Горошины и поспешили её разыскать. Пили чай и решали, что делать Горошине. Дуня склонялась, что нужно обратится к сове Миропии. Ёж звал к себе на постой. Луток молча кивал.
— Горошина, живи у меня! Места у меня много, мне веселее — говорила Лукерья.
Вдруг, где — то, совсем рядом, снаружи домика послышались шаги и шелест травы. Лукерьина кочка будто бы закачалась. Луток залез под стол. Еж молча моргал, а Дуня прижалась к Горошине.
— Да это никак — кум мой пожаловал! — обрадовалась лягушка.
Огромный лось стоял у лягушечьей кочки, мерно пожевывая траву. Больную поднесли к открытому окну. Сорока и еж залезли на крышу домика. Горошина и луток пристроились к Лукерье у окна.
— Здорово, дорогой ты мой! Куда тропу мнёшь? — приветствовала лося Лукерья.
— Здорово, кума! Так к тебе и мну. Слыхал, как барыня лежишь на своих перинах, и вставать не собираешься — здоровался лось.
— А что не лежать? Напрыгалась видимо своё…
— Я тебе ягоду несу из Мшистого леса. «Вороний глаз» называется. Ягоды нужно пить только по рецепту. Они ядовиты! — рассказывал лось.
— Дорогой ты мой! Не забыл старую. Погостишь ли? — растрогалась Лукерья.
Лось заулыбался. Трудно представить лося в гостях в лягушечьей кочке. Но, наверное, лось больше улыбался ласковым словам своему давнишнему другу — лягушке. Он был рад, что видит и слышит Лукерью и, что донес свои ягоды.
— Попробуй только не встань после этой ягоды. Некогда мне гостить, сама знаешь, Пантелеевна, дел много. Корней нужно еще раздобыть для супруги.
Лось говорил про большие болотные коренья, произрастающие в воде. Большое лакомство для лосей.
— Так на Тёмное иди, что ноги мять. Девчата рады будут тебе! Да, смотри не выплесни их, когда в озеро прыгнешь! — Лукерья улыбалась.
— Постараюсь — улыбался также лось.
Лось наклонил большую голову и сорока Дуня взяла с рогов ягоды. Все тепло попрощались. Лукерья долго еще сидела у окна — смотрела вслед удаляющемуся другу. Старый лось шел не спеша, ненароком не раздавить бы чей-нибудь домик или гнездо. Шёл он на близкое болотное озеро Тёмное, где в избытке росли вкусные коренья. Там его встречали девчата — старые утки-кряквы, друзья Лукерьи и самого лося.
За столом опять все зашумели, продолжили разговор.
— Хорошо, сходите к Миропии, может чем и поможет, хотя по мне — оставайся у меня и всё — повторяла Лукерья.
— Да, да. К Миропии надо, пусть посмотрит в своей книге, есть ли у нее кукша. Пристыдит хоть её. Ой, Горошина, тебе нужно в книгу записаться! — трещала сорока. — А мне некогда, мне надо к Акулине лететь за рецептом, да варить отвар из ягод.
— Да, погоди же, Дуняша — пыталась остановить ее Лукерья.
— А что годить? Сама знаешь, пока разыщешь ее, полдня пройдет. Хоть к вечеру приготовить отвар — отзывалась Дуня.
Козодой Акулина была известной врачевательницей на всё болото. Многими травяными настоями поила она Лукерью. Про «вороний глаз» она неоднократно упоминала. Но «вороний глаз» не рос на болоте и в болотном лесу. Спасибо лосю, принес. Дуня спешила за Акулининым рецептом. Акулину, действительно, трудно было разыскать. Она, как и все козодои, днем сидела где-нибудь на суку дерева и благодаря своему оперению — сливалась с ним полностью. Найти ее было невозможно. Охотилась она за насекомыми в сумерках. А в гнезде, расположенном на земле, она только ночевала. Но дневной сороке тяжело было лететь к козодою в сумерках. Дуня решила, будет звать, кричать Акулину в болотном лесу.
Горошина с ежом оправились к Миропии.
Миропия была крупная сова-неясыть и жила в приболотном лесу, откуда была и белочка Горошина и ёж Макарка. Миропия славилась тем, что имела у себя «Оранжевую книгу». Она была не только хозяйкой книги, но и автором её. Все лесные, болотные и речные жители знали, что сова заносит в свою книгу только добрых, хороших птиц и зверей. Кого-то она заносила в свою книгу по своему усмотрению, а некоторые птицы и звери сами приходили к сове — просились в книгу. И опять же, Миропия кого-то вносила, а кому-то и отказывала. На отказ говорила, что нет места в книге. Писала свою книгу Миропия, исключительно, на топком берегу реки. Почему она выбрала это место, вдали от дома, неизвестно. Но, предположительно, у нее всегда был незаменимый слушатель — выхухоль Тихон, который жил у воды. Сова писала книгу, проговаривая слова вслух. Тихон лежал на топком берегу, слушал и жевал сочную травку. Тихон был молчалив. Но иногда начинал болтать.
— Так, так, Миропия! — на этом болтовня Тихона и заканчивалась.
Часто сова закрывала свою книгу со словами:
— Эх, не о том я пишу, Тихон. Да, мои описания животного мира точны и подробны, но, субъективны. Не все жители леса, реки и болота описаны мной. А что я? Судья? Нет… Я обычная сова, мечтающая написать полезный и уникальный труд. Я верю в то, что когда-нибудь это произойдет!
— Так, так, Миропия! — повторял Тихон.
Макарка решил спросить у Миропии — есть ли в её книге место кукше, выгнавшей из дома Горошину. А может и Горошину Миропия внесет в свою книгу. Всем известно, что кто в «Оранжевой книге» — того никто не смеет обидеть или обездолить. Горошина явно тяготилась этим походом. Ёж Макарка тянул ее за лапку.
— Нет, Макар, не пойдем мы к сове! — наконец сказала белочка.
— Почему же? Решили же — удивился ёж.
— Не хорошо это просится в книгу мудрой совы. Да и за какие заслуги? Что я добрый и хороший зверек?
— Ну вот вчера же помогла зайчихе?
— Помогли мы оба, а не мы так другие звери или птицы не прошли, не пролетели бы мимо заячьей беды.
— Тут можно поспорить.
— И спорить нечего. У меня отобрали домик. Возможно, я в этом и виновата. Но это не повод записываться в «Оранжевую книгу» рядом с порядочными зверями и птицами.
— Наверное, ты права. А что же мы будем делать?
— Мне нужно строить новое гнездо. Но я не умею. Мой дом был родительский, не успели они меня научить строить гнездо.
— И я не умею. Я могу вырыть тебе норку!
— В норах белки не живут, ты же знаешь…
Так с ничем друзья отправились обратно на болото. По пути они насобирали хвороста для печи. Лукерья спала в своей постели. Дуня хлопотала у печи — готовила отвар по рецепту Акулины.
— Ох, набегалась и налеталась я за Акулиной. Спасибо, её же птенцы и выдали её — трещала сорока.
Горошина сидела за столом, перебирала травы. Сорока трещала без умолку. И даже не спросила, как они сходили к Миропии. Будто бы это естественно, что Горошина вернулась, как к себе домой. Горошина тихонько утирала слезы. «Какие же они добрые и отзывчивые — Дуня и Лукерья» — думала белка.
— Теперь то Лукерья точно встанет на лапы — трещала сорока, помешивая отвар деревянной ложкой.
— Бабушка Дуня, а бабушка Лукерья давно заболела?
— Давно, деточка. Что за хворь ее одолела — не знает никто. Сама она говорит, что старость пришла. Да не верю я ей! Мы погодки с ней. Она и всех болотных два раза уже собирала у себя — прощаться! Тут такой рёв стоял — хоть святых выноси — сорока присела на табурет, заплакала, утирая глаза краешком фартука. — На кого болото оставляешь, сердешная? Это я ей говорю. Кто только не лечил её. И барсук приходил с низов, и Акулина всегда с рецептами. Даже добрый Нюч поднимался из глубин, примочки делал Лукерье.
— А как дедушка Нюч мог прийти? Он же рыба — спросила Горошина.
— Так выпь озёрная принесла его в сеточке. А сеточку пауки водяные сплели. Они озёрные — народ дружный!
— Так и вы, болотные, дружнее не представишь!
— Что есть — то есть! Это все Лукерью любят и уважают. Ни одна живая душа не прошла мимо беды нашей…А вот и вру, деточка. Внучка Лукерьи забыла про бабку. Несколько лет ее не проведывает. А ведь вынянчила ее Лукерья. Сама ее теперь часто вспоминает, говорит: «Посмотреть бы хоть на мою Агнейку».
— Да где же она живет? — спросила Горошина.
— На Мокром болоте. Даже не знаю где это. Да и Лукерья, наверное, не знает. Где-то далеко — ответила сорока.
Вечером опять собралась дружная компания за чаем: лягушка, белочка, сорока и ёж с лунком. Ёж был обеспокоен бездомностью Горошины. Предлагал варианты постройки жилья. Горошина была обеспокоена здоровьем Лукерьи. Сорока задремала за столом, уставшая от дневных хлопот. Лунок молча кивал.
Конец ознакомительного фрагмента.
