Неточные совпадения
— Ничего ты
не понимаешь! — оборвал его Зыков. —
Первое дело, пески на второй сажени берут, а там земля талая; а второе дело — по Фотьянке пески
не мясниковатые, а разрушистые… На него плесни водой — он и рассыпался, как крупа. И пески здесь крупные, чуть их сполосни… Ничего ты
не понимаешь, Шишка!..
В
первое мгновение Зыков
не поверил и только посмотрел удивленными глазами на Кишкина,
не врет ли старая конторская крыса, но тот говорил с такой уверенностью, что сомнений
не могло быть. Эта весть поразила старика, и он смущенно пробормотал...
Яша тяжело вздохнул, принимая
первую рюмку, точно он продавал себя. Эх, и достанется же от родителя!.. Ну, да все равно: семь бед — один ответ… И Фени жаль, и родительской грозы
не избежать. Зато Мыльников торжествовал, попав на даровое угощение… Любил он выпить в хорошей компании…
«Банный день» справлялся у Зыковых по старине: прежде, когда
не было зятя,
первыми шли в баню старики, чтобы воспользоваться самым дорогим
первым паром, за стариками шел Яша с женой, а после всех остальная чадь, то есть девки, которые вообще за людей
не считались.
— Наташка, перестань… Брось… — уговаривал ее Мыльников. —
Не смущай свово родителя… Вишь, как он сразу укротился. Яша, что же это ты в самом-то деле?.. По
первому разу и испугался родителей…
Старик редко даже улыбался, а как он хохочет — Яша слышал в
первый раз. Ему вдруг сделалось так страшно, так страшно, как еще никогда
не было, а ноги сами подкашивались. Родион Потапыч смотрел на него и продолжал хохотать. Спрятавшаяся за печь Устинья Марковна торопливо крестилась: трехнулся старик…
Устинья Марковна так и замерла на месте. Она всего ожидала от рассерженного мужа, но только
не проклятия. В
первую минуту она даже
не сообразила, что случилось, а когда Родион Потапыч надел шубу и пошел из избы, бросилась за ним.
В
первом корпусе работала небольшая паровая машина, так как воды в заводском пруде
не хватало и на ползимы.
Чуть только
не свихнулся он, когда встретил свою
первую жену Марфу Тимофеевну.
Впрочем, никто
не знал на Балчуговских промыслах, кто
первый догадался относительно фискала.
Когда Окся принесла водки и колбасы, твердой как камень, разговоры сразу оживились. Все пропустили по стаканчику, но колбасу ел один Кишкин да хозяин. Окся стояла у печки и
не могла удержаться от смеха, глядя на них: она в
первый раз видела, как едят колбасу, и даже отплюнула несколько раз.
— А ты
не хрюкай на родню. У Родиона Потапыча первая-то жена, Марфа Тимофеевна, родной сестрой приходилась твоей матери, Лукерье Тимофеевне. Значит, в свойстве и выходит. Ловко Лукерья Тимофеевна прижала Родиона Потапыча. Утихомирила разом, а то совсем Яшку собрался драть в волости. Люблю…
— Можно и сестру Марью на такой случай вывести… — предлагал расхрабрившийся Яша. — Тоже девица вполне… Может, вдвоем-то они скорее найдут. А ты, Андрон Евстратыч, главное дело,
не ошибись гумагой, потому как гумага
первое дело.
— А такая… Ты от своей-то конпании
не отбивайся, Петр Васильич, это
первое дело, и будто мы с тобой вздорим — это другое. Понял теперь?..
— Одинова, это точно, согрешил… — каялся Мыльников. — Силком затащили робята. Сидим это, братец ты мой, мы в кабаке, напримерно, и вдруг трах! следователь… Трах! сейчас народ сбивать на земскую квартиру, и меня в
первую голову зацепили, как, значит, я обозначен у него в гумаге. И следователь
не простой, а важный — так и называется: важный следователь.
Место слияния Меледы и Балчуговки было низкое и болотистое, едва тронутое чахлым болотным леском. Родион Потапыч с презрением смотрел на эту «чертову яму», сравнивая про себя красивый Ульянов кряж. Да и россыпное золото совсем
не то что жильное.
Первое он
не считал почему-то и за золото, потому что добыча его
не представляла собой ничего грандиозного и рискованного, а жильное золото надо умеючи взять, да
не всякому оно дается в руки.
Да и поставил себя Оников с
первого раза крайне неудобно: приедет в белых перчатках и давай распоряжаться — это
не так, то
не так.
Встреча с отцом в
первое мгновенье очень смутила ее, подняв в душе детский страх к грозному родимому батюшке, но это быстро вспыхнувшее чувство так же быстро и улеглось, сменившись чем-то вроде равнодушия. «Что же, чужая так чужая…» — с горечью думала про себя Феня. Раньше ее убивала мысль, что она объедает баушку, а теперь и этого
не было: она работала в свою долю, и баушка обещала купить ей даже веселенького ситца на платье.
— Послушайте, Федосья Родионовна, вы так похорошели за последнее время, что я даже
не узнал вас с
первого взгляда.
Последнее появление Яши сопровождалось большой неприятностью. Забунтовала, к общему удивлению, безответная Анна. Она заметила, что Яша уже
не в
первый раз все о чем-то шептался с Прокопием, и заподозрила его в дурных замыслах: как раз сомустит смирного мужика и уведет за собой в лес. Долго ли до греха? И то весь народ точно белены объелся…
— Эх, Петр Васильич, Петр Васильич, — повторял он укоризненно. — И воровать-то
не умеешь.
Первое дело, велики у тебя весы: коромысло-то и обозначилось. Ха-ха!..
Кишкин бился на своей Сиротке до последней крайности, пока можно было работать, но с
первым снегом должен был отступить:
не брала сила.
Это была ужасная ночь, полная молчаливого отчаяния и бессильных мук совести. Ведь все равно прошлого
не вернешь, а начинать жить снова поздно. Но совесть — этот неподкупный судья, который приходит ночью, когда все стихнет, садится у изголовья и начинает свое жестокое дело!.. Жениться на Фене? Она
первая не согласится… Усыновить ребенка — обидно для матери, на которой можно жениться и на которой
не женятся. Сотни комбинаций вертелись в голове Карачунского, а решение вопроса ни на волос
не подвинулось вперед.
— Перестаньте, любезная сестрица Анна Родивоновна, — уговаривал Мыльников с ядовитой любезностью. —
Не он
первый,
не он последний, ваш-то Прокопий… Будет ему сидеть у тестя на цепи.
Так Анна и ушла ни с чем для
первого раза, потому что муж был
не один и малодушно прятался за других. Оставалось выжидать случая, чтобы поймать его с глазу на глаз и тогда рассчитаться за все.
Для чего Кишкин скрыл свое открытие и выплеснул пробу в шурф, в
первую минуту он
не давал отчета и самому себе, а действовал по инстинкту самосохранения, точно кто-то мог отнять у него добычу из рук.
Мысль о деньгах засела в голове Кишкина еще на Мутяшке, когда он обдумал весь план, как освободиться от своих компаньонов, а главное, от Кожина, которому необходимо было заплатить деньги в
первую голову. С этой мыслью Кишкин ехал до самой Фотьянки, перебирая в уме всех знакомых, у кого можно было бы перехватить на такой случай. Таких знакомых
не оказалось, кроме все того же секретаря Ильи Федотыча.
«Нет, брат, к тебе-то уж я
не пойду! — думал Кишкин, припоминая свой последний неудачный поход. — Разве толкнуться к Ермошке?.. Этому надо все рассказать, а Ермошка все переплеснет Кожину — опять нехорошо. Надо так сделать, чтобы и шито и крыто. Пожалуй, у Петра Васильича можно было бы перехватить на
первый раз, да уж больно завистлив пес: над чужим счастьем задавится… Еще уцепится как клещ, и
не отвяжешься от него…»
«Омманет еще, — думала тысячу
первый раз старуха. — Нет, шабаш,
не дам… Пусть поищет кого-нибудь побогаче, а с меня что взять-то».
Ее удивило больше всего то, что у баушки завелись какие-то дела с Кишкиным, тогда как раньше она и слышать о нем
не хотела, как о
первом смутьяне и затейщике, сбивавшем с толку мужиков.
За Кишкиным уже следили. Матюшка
первый заподозрил, что дело нечистое, когда Кишкин прикинулся больным и бросил шурфовку. Потом он припомнил, что Кишкин выплеснул пробу в шурф и
не велел бить следующих шурфов по порядку. Вообще все поведение Кишкина показалось ему самым подозрительным. Встретившись в кабаке Фролки с Петром Васильичем, Матюшка спросил про Кишкина, где он ночует сегодня. Слово за слово — разговорились. Петр Васильич носом чуял, где неладно, и прильнул к Матюшке, как пластырь.
— Удавить их всех, а контору разнести в щепы! — кричал Матюшка в пьяном азарте. — Двух смертей
не будет, а одной
не миновать. Да и Шишку по пути вздернуть на
первую осину.
—
Первое дело, Степан Романыч, ты нас
не тронь… — грубо заявил Матюшка. — Мы
не дадим отвал… Вот тебе и весь сказ. А твоих штейгеров мы в колья…
Сестрица Марья быстро забрала его в руки и торопила свадьбой, только
не хватало денег на
первое обзаведенье.
По крайней мере Карачунский в этом смысле ни на минуту
не обманывал себя с
первого момента, как получил повестку от следователя.
— Себя соблюдаешь, — решил Петр Васильич. — А Шишка, вот погляди, сбрендит… Он теперь отдохнул и
первое дело за бабой погонится, потому как хоша и
не настоящий барин, а повадку-то эту знает.
Так Мыльников ничего и
не сказал Кожину, движимый своей мужицкой политикой, а о поручении Фени припомнил только по своем возвращении в Балчуговский завод, то есть прямо в кабак Ермошки. Здесь, пьяный, он разболтал все, что видел своими глазами.
Первым вступился, к общему удивлению, Ермошка. Он поднял настоящий скандал.
Первым делом он пошел посоветоваться с Дарьей: особенное дело выходило совсем, Дарья даже расплакалась, напутствуя Ермошку на подвиг. Чтобы
не потерять времени и
не делать лишней огласки, Ермошка полетел в город верхом на своем иноходце. Он проникся необыкновенной энергией и поднял на ноги и прокурорскую власть, и жандармерию, и исправника.
Ястребов только засмеялся, погрозил револьвером и вытолкал Петра Васильича в шею из избы. Он
не в
первый раз проделывал такую штуку.
В
первое время все были как будто ошеломлены. Что же, ежели такие порядки заведутся, так и житья на промыслах
не будет. Конечно, промысловые люди
не угодники, а все-таки и по человечеству рассудить надобно. Чаще и чаще рабочие вспоминали Карачунского и почесывали в затылках. Крепкий был человек, а умел где нужно и
не видеть и
не слышать. В кабаках обсуждался подробно каждый шаг Оникова, каждое его слово, и наконец произнесен был приговор, выражавшийся одним словом...
С Кишкиным действительно случилась большая перемена.
Первое время своего богатства он ходил в своем старом рваном пальто и ни за что
не хотел менять на новое. Знакомые даже стыдили его. А потом вдруг поехал в город и вернулся оттуда щеголем, во всем новом, и
первым делом к баушке Лукерье.
— Ну, я тут на другой день и поставил работы, а мне по
первому разу зубы и вышибло, потому как
не совсем чистое дело-то…