Неточные совпадения
Кишкин как-то укоризненно посмотрел на сурового старика и поник головой. Да, хорошо ему теперь бахвалиться над ним, потому что и место имеет, и жалованье, и дом полная чаша. Зыков молча взял деревянной спицей горячую картошку и передал ее
гостю. Незавидное кушанье дома, а
в лесу первый сорт: картошка так аппетитно дымилась, и Кишкин порядком-таки промялся. Облупив картошку и круто посолив, он проглотил ее почти разом. Зыков так же молча подал вторую.
Из кабака Кишкин отправился к Петру Васильичу, который сегодня случился дома. Это был испитой мужик, кривой на один глаз. На сходках он был первый крикун. На Фотьянке у него был лучший дом, единственный новый дом и даже с новыми воротами. Он принял
гостя честь честью и все поглядывал на него своим уцелевшим оком. Когда Кишкин объяснил, что ему было нужно, Петр Васильевич сразу смекнул,
в чем дело.
Они расстались большими друзьями. Петр Васильич выскочил провожать дорогого
гостя на улицу и долго стоял за воротами, — стоял и крестился, охваченный радостным чувством. Что же,
в самом-то деле, достаточно всякого горя та же Фотьянка напринималась: пора и отдохнуть. Одна казенная работа чего стоит, а тут компания насела и всем дух заперла. Подшибся народ вконец…
Ворота у Кожиных всегда были, по раскольничьему обычаю, на запоре, и
гостям пришлось стучаться
в окно. Показалось строгое старушечье лицо.
Когда
гости нагрузились
в достаточной мере, баушка Маремьяна выпроводила их довольно бесцеремонно. Что же, будет, посидели, выпили — надо и честь знать, да и дома ждут. Яша с трудом уселся
в седло, а Мыльников занес уже половину своего пьяного тела на лошадиный круп, но вернулся, отвел
в сторону Акинфия Назарыча и таинственно проговорил...
В большой передней всех
гостей встречали охотничьи собаки, и Родион Потапыч каждый раз морщился, потому что питал какое-то органическое отвращение к псу вообще. На его счастье, вышла смазливая горничная
в кокетливом белом переднике и отогнала обнюхивавших
гостя собак.
Горничная посмотрела на позднего
гостя еще раз и, приподняв плечи, вошла
в кабинет.
Ермошка, спрятавшись наверху, наблюдал
в окно этих городских
гостей и ругался всласть.
Так шла жизнь семьи Мыльниковых, когда
в нее неожиданно хлынули дикие деньги, какие Тарас вымогал из доверчивых людей своей «словесностью». Раз под вечер он привел
в свою избушку даже
гостей — событие небывалое. С ним пришли Кишкин, Яша, Петр Васильич с Фотьянки и Мина Клейменый.
Старуха сама вышла на крыльцо встречать дорогих
гостей и проводила Феню прямо
в заднюю избу, где жила сама.
— Ужо будет летом
гостей привозить на Рублиху — только его и дела, — ворчал старик, ревновавший свою шахту к каждому постороннему глазу. — У другого такой глаз, что его и близко-то к шахте нельзя пущать… Не больно-то любит жильное золото, когда зря лезут
в шахту…
Карачунский был дома.
В передней Мыльникова встретил лакей Ганька и, по своему холуйскому обычаю, хотел сейчас же заворотить
гостя.
Кожин не замечал, как крупные слезы катились у него по лицу, а Марья смотрела на него, не смея дохнуть. Ничего подобного она еще не видала, и это сильное мужское горе, такое хорошее и чистое, поразило ее. Вот так бы сама бросилась к нему на шею, обняла, приголубила, заговорила жалкими бабьими словами, вместе поплакала… Но
в этот момент вошел
в избу Петр Васильич, слегка пошатывавшийся на ногах… Он подозрительно окинул своим единственным оком
гостя и сестрицу, а потом забормотал...
Марья вышла с большой неохотой, а Петр Васильич подвинулся еще ближе к
гостю, налил ему еще наливки и завел сладкую речь о глупости Мыльникова, который «портит товар». Когда машинист понял,
в какую сторону гнул свою речь тароватый хозяин, то отрицательно покачал головой. Ничего нельзя поделать. Мыльников, конечно, глуп, а все-таки никого
в дудку не пускает: либо сам спускается, либо посылает Оксю.
Вместо ответа, Семеныч привлек к себе бойкую девушку и поцеловал прямо
в губы. Марья вся дрожала, прижавшись к нему плечом. Это был первый мужской поцелуй, горячим лучом ожививший ее завядшее девичье сердце. Она, впрочем, сейчас же опомнилась, помогла спуститься дорогому
гостю с крутой лестницы и проводила до ворот. Машинист, разлакомившись легкой победой, хотел еще раз обнять ее, но Марья кокетливо увернулась и только погрозила пальцем.
Кожин сам отворил и провел
гостя не
в избу, а
в огород, где под березой, на самом берегу озера, устроена была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких разговоров вытащил из кармана бутылку с водкой. Вот это называется ударить человека прямо между глаз… Да и место очень уж было хорошее. Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее на солнце, как расплавленное. У самой воды стояла каменная кожевня,
в которой летом работы было совсем мало.
— Ты чего
в самом-то деле к бабе привязался, сера горючая? — накинулся Матюшка на
гостя. — Иди своей дорогой, пока кости целы…
На Сиротке догадывались, что с Петром Васильичем опять что-то вышло, и решили, что или он попался с краденым золотом, или его вздули старатели за провес. С такими-то делами все равно головы не сносить. Впрочем, Матюшке было не до мудреного
гостя: дела на Сиротке шли хуже и хуже, а Оксины деньги таяли
в кармане как снег…
А Марья уже завидела
гостя, и ее улыбающееся лицо мелькает
в окне.
— Сватайте Наташку: она лицом-то вся
в Феню. Я ее к себе на Богоданку увезу
погостить…
Неточные совпадения
Городничий (тихо, Добчинскому).Слушайте: вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две записки: одну
в богоугодное заведение Землянике, а другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я попросить позволения написать
в вашем присутствии одну строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного
гостя?
Городничий. Скажите! такой просвещенный
гость, и терпит — от кого же? — от каких-нибудь негодных клопов, которым бы и на свет не следовало родиться. Никак, даже темно
в этой комнате?
Приготовь поскорее комнату для важного
гостя, ту, что выклеена желтыми бумажками; к обеду прибавлять не трудись, потому что закусим
в богоугодном заведении у Артемия Филипповича, а вина вели побольше; скажи купцу Абдулину, чтобы прислал самого лучшего, а не то я перерою весь его погреб.
Множество
гостей в сюртуках и фраках подходят сначала к ручке Анны Андреевны, говоря: «Анна Андреевна!» — потом к Марье Антоновне, говоря: «Марья Антоновна!»
— Уж будто вы не знаете, // Как ссоры деревенские // Выходят? К муженьку // Сестра
гостить приехала, // У ней коты разбилися. // «Дай башмаки Оленушке, // Жена!» — сказал Филипп. // А я не вдруг ответила. // Корчагу подымала я, // Такая тяга: вымолвить // Я слова не могла. // Филипп Ильич прогневался, // Пождал, пока поставила // Корчагу на шесток, // Да хлоп меня
в висок! // «Ну, благо ты приехала, // И так походишь!» — молвила // Другая, незамужняя // Филиппова сестра.