Неточные совпадения
— Знамо дело, не
так же ее бросить… Не нашли с отцом-то другого времени, окромя распутицы, — ворчал добродушно Зотушка, щупая лошадь под потником. — Эх, как пересобачил… Ну, я ее тут вывожу, а ты ступай скорей в избу, там чай пьют, надо полагать. В самый
раз попал.
Ныла каждая косточка, каждая жилка, и
так воротило с нутра, что Зотушка несколько
раз начинал сердито отплевываться, приговаривая: «А-ах, Боже мой… помилуй нас грешных!
Гордей Евстратыч
так редко выезжал из дома —
раз или два в год, что составляло целое событие, а тут вдруг точно с печи упал: «Седлай, сам поеду…» Верхом Гордей Евстратыч не ездил лет десять, а тут вдруг в этакую распутицу, да еще на изморенной лошади, которая еще со вчерашнего не успела отдышаться.
Добрый старик говорил битый час на эту благодарную тему, причем опровергал несколько
раз свои же доводы, повторялся, объяснял и снова запутывался в благочестивых дебрях красноречия.
Такие душеспасительные разговоры, уснащенные текстами Священного Писания, производили на слушательниц о. Крискента необыкновенно успокаивающее действие, объясняя им непонятное и точно преисполняя их той благодатью, носителем которой являлся в их глазах о. Крискент.
— Татьяна Власьевна, Татьяна Власьевна…
Так нельзя рассуждать. Разве мы можем своим слабым умом проникать в планы и намерения Божии? Что
такое человек? Персть, прах… Да. Еще
раз повторяю: нужно покоряться и претерпевать, а не мудрствовать и возвышаться прегордым умом.
— Заметьте, Татьяна Власьевна, я не говорил: «берите жилку» и не говорил — «откажитесь»… — ораторствовал батюшка, в последний
раз с необыкновенной быстротой расстегивая и застегивая аметистовые пуговицы своего камлотового подрясника. — Ужо как-нибудь пошлите ко мне Гордея-то Евстратыча,
так мы покалякаем с ним по малости. Ну а как ваша молодайка, Дуня?
Таким образом мешок спустился и поднялся
раз пять, а Гордей Евстратыч продолжал работать кайлом, обливаясь потом.
На прощанье Порфир Порфирыч опять напоил Гордея Евстратыча до положения риз,
так что на этот
раз его замертво снесли в экипаж и в
таком виде повезли обратно в Белоглинский завод.
Гордей Евстратыч еще
раз приостановился, расправил бороду и вошел в пустой громадный зал, который просто ошеломил его своей обстановкой: зеркала во всю стену, ореховая дорогая мебель с синей бархатной обивкой,
такие же драпировки, малахитовые вазы перед окнами, рояль у одной стены, громадная картина в резной черной массивной раме, синие бархатные обои с золотыми разводами, навощенный паркет — все
так и запрыгало в глазах у Гордея Евстратыча.
После этого первого визита к Маркушке прошло не больше недели, как Татьяна Власьевна отправилась в Полдневскую во второй
раз. Обстановка Маркушкиной лачужки не показалась ей теперь
такой жалкой, как в первый
раз, как и сам больной, который смотрел
так спокойно и довольно. Даже дым от Маркушкиной каменки не
так ел глаза, как раньше. Татьяна Власьевна с удовольствием видела, что Маркушка заглядывает ей в лицо и ловит каждый ее взгляд. Очевидно, Маркушка был на пути к спасению.
— Ах, голубушка Татьяна Власьевна, а вот мне
так и замениться-то некем… — перешла в минорный тон Пелагея Миневна, делая то, что в периодах называется понижением. — Плохая стала, Татьяна Власьевна, здоровьем сильно скудаюсь, особливо к погоде… Поясницу
так ломит другой
раз — страсти!.. А дочерей не догадалась наростить, вот теперь и майся на старости лет…
Татьяна Власьевна удивлялась
такой перемене и в то же время сама начала относиться к нелюбимой дочери с бо́льшим уважением и даже
раза два советовалась с ней.
И на этот
раз все устроилось
так же.
— Маркушка… Да разве нам можно не воровать… а?.. Человек не камень, другой
раз выпить захочет, ну… А-ах, милосливый Господи! Точно, мы кое-что бирали, да только
так, самую малость… ну, золотник али два… А он обыскивать… а?!. Ведь как он нас обидел тогда… неужли на нас уж креста нет?
— Он мне хуже в десять
раз чужого, мамынька… Я десять человек чужих буду кормить,
так по край мере от них доброе слово услышу. Зотей твой потвор всегда был, ну, ты ему и потачишь…
Гордей Евстратыч смотрел на эти праздники сквозь пальцы, потому что,
раз, — нельзя же перечить
такому начальству, как Порфир Порфирыч, Плинтусов и Липачек, а затем — и потому, что как-то неловко было отставать от других.
Раза два в
таком виде он заходил к ней в лавку и совсем ее напугал: смеется как-то
так нехорошо и говорит что-то
такое совсем несообразное.
В восемь часов был подан ужин, потому что в Белоглинском заводе все ложатся очень рано. Стряпня была своя домашняя, не заморская, но гости находили все отличным и говорили нехитрые комплименты молодой хозяйке, которая
так мило конфузилась и вспыхивала ярким румянцем до самой шеи. Гордей Евстратыч особенно ласково поглядывал сегодня на Феню и несколько
раз принимался расхваливать ее в глаза, что уж было совсем не в его характере.
Вообще Гордей Евстратыч оказался как
раз на своем месте и отнесся к своим новым обязанностям с особенною ревностью,
так что удивлял даже о. Крискента.
—
Так и отдать ее Алешке? — докончил Гордей Евстратыч и тихо
так засмеялся. —
Так вот зачем ты меня завела в свою горницу… Гм… Ежели бы это кто мне другой сказал, а не ты,
так я… Ну, да что об этом говорить. Может, еще что на уме держишь,
так уж говори
разом, и я тебе
разом ответ дам.
Не
раз и не два думал я помириться со всеми, как вот с твоим тятенькой помирился,
так поди же ты — руки не подымались!
Гордей Евстратыч тяжело перевел дух и еще
раз обвел глазами комнату Фени, точно отыскивая в ее обстановке необходимое подкрепление. Девушка больше не боялась этого гордого старика, который
так просто и душевно рассказывал ей все, что лежало у него на душе. Ее молодому самолюбию льстило особенно то, что этакий человек, настоящий большой человек, точно советуется с ней, как с бабушкой Татьяной.
— Нет… Тут совсем особенная статья выходит: не хватает у нас в дому чего-то, от этого и все неполадки. Раньше-то я не замечал, а тут и заметил… Все как шальные бродим по дому и друг дружку не понимаем да добрых людей смешим. У меня
раз пружина в часах лопнула: пошуршала-пошуршала и стала, значит, конец всему делу…
Так и у нас… Не догадываешься?
— Нет, я-то как затмилась… — с тоской повторяла про себя Татьяна Власьевна, когда Феня рассказала ей все начисто, ничего не утаив. — Где у меня глаза-то раньше были? И хоть бы даже
раз подумала про Гордея Евстратыча, чтобы он отколол
такую штуку… Вот тебе и стишал!.. Он вон какие узоры придумал… Ах, грехи, грехи!.. У самого внучки давно, а он — жениться…
Однажды под вечер, когда Татьяна Власьевна в постели пила чай, а Нюша сидела около нее на низенькой скамеечке, в комнату вошел Гордей Евстратыч. Взглянув на лицо сына, старуха выпустила из рук блюдечко и облилась горячим чаем; она почувствовала
разом, что «милушка» не с добром к ней пришел. И вид у него был какой-то
такой совсем особенный… Во время болезни Гордей Евстратыч заходил проведать больную мать
раза два, и то на минуту. Нюша догадалась, что она здесь лишняя, и вышла.
Варвара Тихоновна угощала всех на славу,
так что Липачек и Плинтусов не
раз просыпались, к своему удивлению, в ее парадной спальне.
Случалось как-то
так, что Гордей Евстратыч приходил в лавку как
раз тогда, когда там сидела Ариша.
Татьяна Власьевна была великая мастерица по части
таких торжественных «столов» и на этот
раз особенно потщилась, чтобы не ударить лицом в грязь пред настоящей компанией.
У Владимира Петровича в голове были
такие узоры нарисованы, что Гордей Евстратыч каждый
раз уходил от него точно в чаду.
Только одно было нехорошо в этой винной части — очень уж много расходов на первый
раз:
так в разные части и рвут, а доходы там еще собирай.
Шабалин на этот
раз не лгал. Действительно, Гордей Евстратыч сейчас после удаления ругавшегося старика Колобова получил от Головинского
такую телеграмму: «Нужно пятьдесят тысяч. Иначе мы погибли». Достать
такую сумму нечего было и думать, и Гордей Евстратыч понял, что он теперь разорился в пух и прах. Он показал телеграмму матери и торопливо начал одеваться.
«Уж если
так галаганятся служащие,
так сам-то Мосей Мосеич что сделает со мной? — не
раз думал Брагин, почесывая в затылке. — Ах, пес их задери совсем!..»
Попытка наступить на горло старухе и добыть от нее тятенькины деньги кончилась тем, что молодые люди обратились наконец в постыдное бегство,
так что даже Нюша хохотала над ними до слез. Через несколько дней Михалко с Пятовым повторили свою попытку, но на этот
раз Татьяна Власьевна просто велела Зотушке затворить ворота на запор.
— А потому и говорю, что надо
такие слова говорить.
Разе у меня глаз нет? О-ох, грехи наши, грехи тяжкие!.. Эти деньги для человека все одно что короста или чирей: болеть не болят, а все с ума нейдут.
Отец Крискент нашел как
раз то, что желала Алена Евстратьевна, и, побеседовав с Павлом Митричем о разных духовных предметах, выразился о нем в разговоре с Татьяной Власьевной
так...