Неточные совпадения
Окся поощрительно улыбнулась оратору и толкнула локтем другую женщину, которая
была известна на приисках под именем Лапухи, сокращенное от Олимпиады; они очень
любили друг друга, за исключением тех случаев, когда козловые ботинки и кумачные платки настолько быстро охлаждали эту дружбу, что бедным женщинам ничего не оставалось, как только вцепиться друг в друга и зубами и ногтями и с визгом кататься по земле до тех пор, пока чья-нибудь благодетельная рука не отрезвляла их обеих хорошим подзатыльником или артистической встряской за волосы.
Пить чай Гордей Евстратыч
любил до страсти и
выпивал прямо из-под крана десять стаканов самого крепкого чая, иначе не садился за стол, даже в гостях, потому что не
любил недоканчивать начатого дела.
Как семьянин Гордей Евстратыч
был безупречный человек; он ко всем относился одинаково ровно, судил только после основательного рассмотрения проступка, не
любил дрязг и ссор и во всем прежде всего домогался спокойного порядка.
Марфа Петровна особенно
любила завернуть к Агнее Герасимовне и покалякать с ней от души: добрая, хлебосольная старушка не прочь
была и посплетничать, хотя и сознавала, что это нехорошо.
Эти речи сильно смущали Нюшу, но она скоро одумывалась, когда Феня уходила. Именно теперь, когда возможность разлуки с Алешкой являлась более чем вероятной, она почувствовала со всей силой, как
любила этого простого, хорошего парня, который в ней души не чаял. Она ничего лучшего не желала и
была счастлива своим решением.
Алена Евстратьевна даже не подала руки Пелагее Миневне, а только сухо ей поклонилась, как настоящая заправская барыня. Эта встреча разом разбила розовое настроение Пелагеи Миневны, у которой точно что оборвалось внутри… Гордячка
была эта Алена Евстратьевна, и никто ее не
любил, даже Татьяна Власьевна. Теперь Пелагея Миневна постояла-постояла, посмотрела, как въезжали во двор лошади, на которых приехала Алена Евстратьевна, а потом уныло поплелась домой.
Алена Евстратьевна до страсти
любила распоряжаться и совать свой нос решительно везде; потому, едва успев переодеться с дороги, она начала производить строгую ревизию по всему дому, причем находила все не так, как тому следовало бы
быть.
Крискент всегда
любил распространяться на тему о благости Провидения и о промысле Божием, тем более что ему, то
есть о.
Это
было его любимым удовольствием, и, нагрузившись, он
любил даже поплясать с бабами, особенно когда
был налицо мировой Липачек.
Гордей Евстратыч всегда очень
любил свою старшую невестку, для которой у него никогда и ни в чем не
было отказа.
— Ну, Ариша, так вот в чем дело-то, — заговорил Гордей Евстратыч, тяжело переводя дух. — Мамынька мне все рассказала, что у нас делается в дому. Ежели бы раньше не таили ничего, тогда бы ничего и не
было… Так ведь? Вот я с тобой и хочу поговорить, потому как я тебя всегда
любил… Да-а. Одно тебе скажу: никого ты не слушай, окромя меня, и все
будет лучше писаного. А что там про мужа болтают — все это вздор… Напрасно только расстраивают.
— Я еще у тебя, Феня, в долгу, — говорил Гордей Евстратыч, удерживая на прощанье в своей руке руку Фени. — Знаешь за что? Если ты не знаешь, так я знаю… Погоди, живы
будем, в долгу у тебя не останемся. Добрая у тебя душа, вот за что я тебя и
люблю. Заглядывай к нам-то чаще, а то моя Нюша совсем крылышки опустила.
Феня душой
любила всю брагинскую семью; сердце у ней
было действительно доброе, хорошее, жаждавшее привязанности, а теперь ей представлялась такая возможность осчастливить десятки людей.
Зотушка наклонился к руке Фени, и на эту горячую руку посыпались из его глаз крупные слезы… Вот почему он так
любил эту барышню Феню и она тоже
любила его!.. Вот почему он сердцем слышал сгущавшуюся над ее головой грозу, когда говорил, что ей вместе с бабушкой Татьяной
будут большие слезы… А Феню точно облегчило невольно сделанное признание. Она дольше обыкновенного осталась в сознании и ласкала своего дядю, как ушибившегося ребенка.
В винах, конечно, тоже недостатка не
было, потому что народ, бывший в брагинском доме,
любил «мочить губу», как говорил Зотушка.
— Ну, ну… Экая ты, бабушка, упрямая! А я еще упрямее тебя… Отчего ты не покажешь нам невесток своих и внучку? Знаю, что красавицы… Вот мы с красавицами и
будем обедать. Я толстеньких
люблю, бабушка… А Дуня у вас как огурчик. Я с ней хороводы водил на Святках… И Ариша ничего.
Да и как
было не жалеть этих старых друзей, с которыми
было связано столько дорогих воспоминаний: вон на этом стуле, который волокет теперь по улице какая-то шустрая бабенка в кумачном платке, батюшка-покойник
любил сидеть, а вот те две чашки, которые достались жене плотинного,
были подарены покойным кумом…