Неточные совпадения
Значит, можно
так рассуждать, что вся поездка Евгения Константиныча есть дело тетюевских рук, а может быть, заодно
с ним орудуют Вершинин и Майзель, на которых никогда нельзя надеяться: продадут…
Но все-таки, если на кого и можно, и следует надеяться,
так это на Прейна:
с ним Евгений Константиныч никогда не расстанется, а генерал Блинов сегодня здесь, а завтра и след простыл.
— Да вы сегодня, кажется, совсем
с ума спятили: я буду советоваться
с Платоном Васильичем… Ха-ха!.. Для этого я вас и звала сюда!.. Если хотите знать,
так Платон Васильич не увидит этого письма, как своих ушей. Неужели вы не нашли ничего глупее мне посоветовать? Что
такое Платон Васильич? — дурак и больше ничего… Да говорите же наконец или убирайтесь, откуда пришли! Меня больше всего сводит
с ума эта особа, которая едет
с генералом Блиновым. Заметили, что слово особа подчеркнуто?
— О, помню, помню, царица Раиса! Дайте ручку поцеловать… Да, да… Когда-то, давно-давно, Виталий Прозоров не только декламировал вам чужие стихи, но и сам парил для вас. Ха-ха… Получается даже каламбур: парил и парил. Так-с… Вся жизнь состоит из
таких каламбуров! Тогда, помните эту весеннюю лунную ночь… мы катались по озеру вдвоем… Как теперь вижу все: пахло сиренями, где-то заливался соловей! вы были молоды, полны сил, и судеб повинуясь закону…
Раиса Павловна просидела в каморке Прозорова еще
с полчаса, стараясь выведать у своего болтливого собеседника еще что-нибудь о таинственной особе. Прозоров в
таких случаях не заставлял себя просить и принялся рассказывать
такие подробности, которые даже не позаботился сколько-нибудь прикрасить для вероятности.
—
С ним, конечно, едет Прейн, потом толпа молодежи… Превесело проведем все лето. Самый отличный случай для твоих первых триумфов!.. Да, мы им всем вскружим голову… У нас один бюст чего стоит, плечи, шея… Да?.. Милочка, женщине
так мало дано от бога на этом свете, что она своим малым должна распорядиться
с величайшей осторожностью. Притом женщине ничего не прощают, особенно не прощают старости… Ведь
так… а?..
Тысячи безделушек валялись кругом без всякой цели и порядка, единственно потому только, что их
так бросили или забыли: японские коробки и лакированные ящички, несколько китайских фарфоровых ваз, пустые бонбоньерки, те специально дамские безделушки, которыми Париж наводняет все магазины, футляры всевозможной величины, формы и назначения, флаконы
с духами, целый арсенал принадлежностей косметики и т. д.
— Настоящая змея! —
с улыбкой проговорила Раиса Павловна, вставая
с кушетки. — Я сама устрою тебе все… Сиди смирно и не верти головой. Какие у тебя славные волосы, Луша! — любовалась она, перебирая в руках тяжелые пряди еще не просохших волос. — Настоящий шелк… У затылка не нужно плести косу очень туго, а то будет болеть голова. Вот
так будет лучше…
После
таких экстренных советов Раисы Павловны
с своим секретарем всегда следовали какие-нибудь важные события.
В манере Майзеля держать себя
с другими, особенно в резкой чеканке слов,
так и резал глаз старый фронтовик, который привык к слепому подчинению живой человеческой массы, как сам умел сгибаться в кольцо перед сильными мира сего.
— Вы, конечно, знаете, какую борьбу ведет земство
с заводоуправлением вот уже который год, — торопливо заговорил Тетюев. — Приезд Лаптева в этом случае имеет для нас только то значение, что мы окончательно выясним наши взаимные отношения. Чтобы нанести противнику окончательное поражение, прежде всего необходимо понять его планы. Мы
так и сделаем. Я поклялся сломить заводоуправление в его нынешнем составе и добьюсь своей цели.
Его широкое лицо
с крупными чертами и окладистой русой бородкой носило на себе интеллигентный характер,
так же как и простой домашний костюм, приспособленный для кабинетной работы.
Полученное им университетское образование, вместе
с наследством после отца, дало ему полную возможность не только фигурировать
с приличным шиком в качестве председателя Ельниковской земской управы, но еще загибать углы
такой крупной силе, как кукарское заводоуправление.
— Да что вам дался этот генерал Блинов? — закончил Прозоров уже пьяным языком. — Блинов… хе-хе!.. это великий человек на малые дела… Да!.. Это… Да ну, черт
с ним совсем! А все-таки какое странное совпадение обстоятельств: и женщина в голубых одеждах приходила утру глубоку… Да!.. Чер-рт побери… Знает кошка, чье мясо съела. А мне плевать.
Подойдя к зеркалу, Луша невольно рассмеялась своей патетической реплике. На нее из зеркала
с сдвинутыми бровями гневно смотрело
такое красивое, свежее лицо, от недавних слез сделавшееся еще краше, как трава после весеннего дождя. Луша улыбнулась себе в зеркало и капризно топнула ногой в дырявой ботинке:
такая редкая типичная красота требовала слишком изящной и дорогой оправы.
Товарищи-профессора относятся к
таким замухрышкам
с сдержанным чувством ученого презрения, студенты свысока, — и вдруг именно
такой замухрышка делает Виталию Прозорову, будущему Грановскому,
такое обидное предсказание.
От
такой неожиданности Прозоров сначала опешил, а потом решился идти напролом, то есть взять магистра
с бою, по рецепту Тамерлана, который учился своим военным успехам у «мравия», сорок раз втаскивавшего зерно в гору и сорок раз свалившегося
с ним, но все-таки втащившего его в сорок первый.
Жена Прозорова скоро разглядела своего мужа и мирилась
с своей мудреной долей только ради детей. Мужа она уважала как пассивно-честного человека, но в его уме разочаровалась окончательно.
Так они жили год за годом
с скрытым недовольством друг против друга, связанные привычкой и детьми. Вероятно, они
так дотянули бы до естественной развязки, какая необходимо наступает для всякого, но, к несчастью их обоих, выпал новый случай, который перевернул все вверх дном.
Так блестит алмазной яркой искрой капля ночной росы где-нибудь в густой траве, пока не сольется
с другими
такими же каплями и не попадется в ближайший мутный ручеек…
Что-то
такое новое, хорошее, еще не испытанное проснулось у ней в груди, не в душе, а именно — в груди, где теперь вставала
с страшной силой жгучая потребность не того, что зовут любовью, а более сильное и могучее чувство…
Если бы маленькая девочка
с первого раза сдалась на ласки Раисы Павловны, тогда, по всей вероятности, это увлечение
так же скоро прошло бы, как оно родилось.
Стараясь при помощи разных протекций и специально женских интриг составить карьеру мужу, Раиса Павловна случайно познакомилась
с Прейном, который сразу увлекся белокурой красавицей, обладавшей тем счастливым «колоритным темпераментом», какой
так ценится всеми пресыщенными людьми.
Стеклянная старинная чернильница
с гусиными перьями — Родион Антоныч не признавал стальных — говорила о той патриархальности, когда добрые люди всякой писаной бумаги, если только она не относилась к чему-нибудь божественному, боялись, как огня, и боялись не без основания, потому что из
таких чернильниц много вылилось всяких зол и напастей.
При одной мысли о
такой возможности Родиона Антоныча прошибал холодный пот, хотя в душе он считал себя бессребреником, что выводилось, впрочем, сравнительно: другие-то разве
так рвали, да сходило
с рук!
Но случилось не
так: сам Тетюев неожиданно получил чистую отставку, хотя и
с приличным пенсионом, а на его место, по протекции всесильного Прейна, был назначен Горемыкин.
Может быть, Прейн
так и уехал бы в Петербург
с пустыми руками, а Тетюев остался бы опять царствовать на заводах, но нашелся маленький служащий, который научил, что нужно было сделать.
Вот этот-то проект и дал случай Родиону Антонычу после разгрома крепостного права не только вынырнуть из неизвестности, но встать на
такую высоту,
с которой его уже трудно было столкнуть.
Так что в результате на стороне заводовладельца оставались все выгоды, даже был оговорен оброк за пользование покосами и выгонами
с тех мастеровых, которые почему-либо не находятся на заводской работе.
Он
так сросся душой и телом
с крепостными порядками, что не мог помириться ни
с чем новым, даже ради той сторицы, какую теперь получил.
Таким образом,
с каждым годом, по мере того как возрастала земская сумма налогов, Кукарские заводы платили меньше и меньше, слагая свою долю на крестьянское население.
Стороны взаимно наблюдали друг друга, и Родиона Антоныча повергло в немалое смущение то обстоятельство, что Раиса Павловна, даже ввиду
таких критических обстоятельств, решительно ничего не делает, а проводит все время
с Лушей, которую баловала и за которой ухаживала
с необыкновенным приливом нежности. К довершению всех бед черные тараканы поползли из дома Родиона Антоныча, точно эта тварь предчувствовала надвигавшуюся грозу.
Злые языки говорили, что
такие обновления состава приживалок совпадали
с приездами Прейна, который, как все старые холостяки, очень любил женское общество.
Понятное дело, что
такая политика вызвала протесты со стороны «заграничных», и Тетюев рассчитывался
с протестантами по-своему: одних разжаловал в простых рабочих, других, после наказания розгами, записывал в куренную работу, где приходилось рубить дрова и жечь уголья, и т. д.
Злые языки в m-r Половинкине видели просто фаворита Раисы Павловны, которой нравилось его румяное лицо
с глупыми черными глазами, но мы
такую догадку оставим на их совести, потому что на завтраках в господском доме всегда фигурировал какой-нибудь молодой человек в роли parvenu.
— Ах, виноват, — поправился Сарматов, придавая своей щетинистой, изборожденной морщинами роже серьезное выражение, — у меня тогда оторвало пуговицу у мундира, и я чуть не попал за это на гауптвахту. Уверяю вас…
Такой странный случай:
так прямо через меня и переехали. Представьте себе, четверка лошадей, двенадцать человек прислуги, наконец орудие
с лафетом.
— Необходимо принять меры, голубчик, — продолжала Раиса Павловна. — Наконец посоветуйся
с доктором: есть
такие средства, от которых
такие толстушки делаются интересными девицами. Что же делать, если природа иногда несправедлива к нам…
Если он начнет проделывать
с тобой
такую же историю, я тебя научу, что нужно делать.
— Однако она сильно изменилась в последнее время, — задумчиво говорила Аннинька, — лицо осунулось, под глазами синие круги… Я вчера прихожу и рассказываю ей, что мы
с тобой видели Амальку, как она ехала по улице в коляске вместе
с Тетюевой,
так Раиса Павловна даже побелела вся. А ведь скверная штука выйдет, если Тетюев действительно смажет нашу Раису Павловну, Куда мы тогда
с тобой денемся, Эмма?
— Что бы там
такое было? — подумала вслух m-lle Эмма, не обращаясь ни к кому. — Уж не та ли особа, которая едет
с Блиновым.
«У Раисы Павловны Нерон, а у Нины Леонтьевны обезьяны… Так-с. Ох, уж эти дамы, дамы!.. А имя, должно быть, заграничное! Нина… Должно быть, какая-нибудь черкешенка, черт ее возьми совсем. Злющие канальи, говорят, эти черкешенки!»
Такие субъекты попадаются только в среде кавалеристов и обыкновенно сводят
с ума вдовушек
с богатырской комплекцией.
Когда в дни своей молодости Раиса Павловна жила варистократическом семействе, где познакомилась
с Прозоровым, там часто бывали именно
такие молодые люди.
М-lle Эмма сразу поняла, что творилось
с Аннинькой, и только покачала головой. Разве для
такой «галки», как Аннинька, первая любовь могла принести что-нибудь, кроме несчастья? Да еще любовь к какому-то лупоглазому прощелыге, который, может быть, уж женат. М-lle Эмма была очень рассудительная особа и всего больше на свете дорожила собственным покоем. И к чему, подумаешь, эти дурацкие восторги: увидала красивого парня и распустила слюни.
Когда все
таким образом привыкли к своему положению и даже начали говорить, что все разно — двух смертей не бывать, а одной не миновать, из Петербурга от Прохора Сазоныча прилетела наконец давно ожидаемая телеграмма, гласившая: «Сегодня Лаптев выезжает
с Прейном и Блиновым. Заводных приготовьте пятнадцать троек».
— Одначе долго-таки барин не едет! — говорил какой-то седой старик, поглядывая в окна господского дома. — Пора бы!
с какого времени дожидаем…
— Уехали, слышь, встречать на Половинку: Платон Васильич
с управителями, Родивон Антоныч, Николай Карлыч… На пяти тройках угнали, а лесообъездчики — на вершных.
Так запалили, что страсть…
— Он и есть, барин! Как есть, дураки! Разве барин
так тебе и поехал! Перво-наперво пригонят загонщики, потом в колокола ударят по церквам, а уж потом и барин,
с фалетуром, на пятерке. А то: барин! Только вот Тетюева не стало, некому принять барина по-настоящему. Нынче уж что! только будто название, что главный управляющий!
— Нельзя, Евгений Константиныч,
такой обычай! — по-французски ответил старик, поднимаясь
с места.
Лаптев ежедневно переодевался minimum четыре раза и теперь переменил свой шотландский костюм на светло-серую летнюю пару из какой-то мудреной индийской материи. M-r Чарльз, конечно, не надел бы
такого костюма для парадного завтрака, но величественно и
с достоинством промолчал.
Луша смотрела на двигавшуюся по улице процессию
с потемневшими глазами; на нее напало какое-то оцепенелое состояние,
так что она не могла двинуть ни рукой, ни ногой.