Неточные совпадения
А там, в глубине души, сосет этакий дьявольский червяк:
ведь ты умнее других,
ведь ты бы мог быть и тем-то, и тем-то,
ведь и счастье себе своими руками загубил.
— С ним, конечно, едет Прейн, потом толпа молодежи… Превесело проведем все лето. Самый отличный случай для твоих первых триумфов!.. Да, мы им всем вскружим голову… У нас один бюст чего стоит, плечи, шея… Да?.. Милочка, женщине так мало дано от бога на этом свете, что она своим малым должна распорядиться с величайшей осторожностью. Притом женщине ничего не прощают, особенно не прощают старости…
Ведь так…
а?..
— Ах, какая ты недотрога!.. — с улыбкой проговорила Раиса Павловна. — Не нужно быть слишком застенчивой. Все хорошо в меру: и застенчивость, и дерзость, и даже глупость… Ну, сознайся, ты рада, что приедет к нам Лаптев? Да?..
Ведь в семнадцать лет жить хочется,
а в каком-нибудь Кукарском заводе что могла ты до сих пор видеть, — ровно ничего! Мне, старой бабе, и то иногда тошнехонько сделается, хоть сейчас же камень на шею да в воду.
— Любят, любят… И ты вот тоже любишь его, Архипушка. Любишь
ведь? Половину курочкам,
а половину себе… Ох, за всеми за вами глаз да глаз нужен!
Да, эта чернильница много испортила крови Авдею Никитичу,
а теперь Авдей Никитич всем животы подвел: выписал какого-то генерала Блинова да еще и с «особой»… «И
ведь прямо, бестия, этакая, на меня указал, — раздумывал Родион Антоныч.
Конечно, крепко солил Тетюеву и не раз ему подставлял ножку, но
ведь это он делал не для собственного удовольствия,
а потому, что так хотела Раиса Павловна.
— Да вы не трусьте; посмотрите на меня,
ведь я же не трушу, хотя могла бы трусить больше вашего, потому что, во-первых, главным образом все направлено против меня,
а во-вторых, в худом случае я потеряю больше вашего.
— Ах, нет… — с кислой улыбкой протестовала Амалия Карловна. — Лошадь устала,
а вам пройтись немного, право, очень полезно… Уверяю вас!..
Ведь это всего в двух шагах — рукой подать.
— Душечка, ты постарайся меньше кушать, — уговаривала Раиса Павловна m-lle Эмму, —
а то
ведь ты начинаешь совсем походить на индюшку… У тебя даже из-под пазух жир так и лезет складками!
—
Ведь все они до последнего есть каждый день хотят!.. — восклицал Родион Антоныч, ломая в отчаянии руки. —
А тут еще нужно кормить двадцать пять лошадей и целую свору собак… Извольте радоваться. Ох-хо-хо!..
—
А уж что бог даст, Раиса Павловна. Мы
ведь из вашей господской воли не выходим, только нам наше бы добыть.
—
А как насчет живности, моя дорогая?
Ведь это один из самых капитальных вопросов,
а то мы можем соскучиться…
— Выпей. Только о Мальтусе я упомянул, Виталий Кузьмич, между прочим, собственно для выяснения своих взглядов — это еще вопрос далекого будущего,
а теперь прежде всего необходимо самое существенное: развязаться с этой уставной грамотой,
а потом освободить заводы от долгов.
Ведь у нас все металлы заложены в государственный банк…
— Очень просто: ты продал душу черту, то есть капиталистам,
а теперь утешаешься разными софизмами.
Ведь и сам чувствуешь, что совсем не то говоришь…
— Вот и отлично, Яша! — говорил Сарматов, хлопая доктора по плечу. — Послужи миру, голубчик…
А нам как-то неловко: пожалуй, Евгений Константиныч еще подумает про всякого, что он именно и желает занять место Платона Васильича.
Ведь так, Яшенька?
Ведь Родивон Антоныч прижимку им сделал в уставной грамоте,
а барину зачем прижимать! барин все разберет, потому ему — своя часть, нам — своя.
Конечно, Лаптев ухаживает за Лушей и ухаживает слишком ясно, но
ведь это избалованный дурак,
а Луша умна; притом вся эта орда скоро уедет с заводов.
— Вы сделали отличный ход, Демид Львович, — поздравлял Перекрестов утром Вершинина. —
Ведь две тарелки сряду… Да!.. Вот я два раза вокруг света объехал, ел, можно сказать, решительно все на свете, даже телячьи глаза в Пекине,
а что осталось от всего? Решительно ничего…
А вы своей ухой всех зарезали!
— Нет-с, Евгений Константиныч, больше ничего не умею… Разве вот на палке тянуться,
а то
ведь я все по письменной части.
— Да
ведь это ребячество! Продержать генерала в горах трое суток, обещать ехать по всем заводам и вернуться ни с чем… Вы не правы уже потому, что откладываете поездку из-за пустяков. Погорячились, изуродовали собаку,
а потом капризничаете, что генерал сказал вам правду в глаза.
— Но я
ведь сам был на дупелиной охоте, — задумчиво говорил Платон Васильич. — Видел, как убили собаку,
а потом все поехали обратно. Кажется, больше ничего особенного не случилось…
— Ах, как я ненавижу эту Раису Павловну, если бы ты знал!
Ведь она теперь мечтает… ха-ха!.. ни больше, ни меньше, как о том, чтобы выдать меня за Лаптева,
а я разыгрываю пред ним наивную провинциалочку. Глупо, досадно и опять глупо…
Ведь они умные только за обедами да за завтраками,
а тут нужно будет дело делать.
— Она?.. Ха-ха… Аннинька такая глупая, что ее обмануть ничего не стоит.
Ведь она караулила тебя здесь все время,
а ты и не подозревал?
— Этого еще недоставало!.. Ничего нет скучнее этих кисейных барышень, которые ничего не понимают…
Ведь сама видит, что надоела,
а уйти толку недостает.
Ведь если разобрать справедливо, так Раиса Павловна ничем не хуже других,
а только умнее во сто раз.
— Альфред Осипыч!
а как же спектакль?
Ведь уж все было приготовлено, я из кожи лез, и вдруг… Наташе Шестеркиной нарочно такой костюм заказали, чтобы плечи были как на ладони. Ей-богу!.. Да что же это такое в самом деле?..
— Действительно, замысловатая вышла штука, — проговорил Сарматов, приходя немного в себя. — Это выходит совсем новая пьеса, в которой все остались с носом… ха-ха!..
А жаль, признаться сказать, я рассчитывал на кое-что, потому что, согласитесь сами,
ведь плечи у этой бестии Шестеркиной — мрамор, нет — слоновая кость… Право, всем нам теперь остается только тараканов морозить!
— Ну, то есть так они ловко укололи эту самую штуку, так ловко! — умиленно шептал Родион Антоныч, качая своей жирной головой. —
Ведь уж все дело было на мази,
а тут вдруг… Уж истинно сказать, что из огня выхватил нас Альфред-то Осипыч.
— Подумайте, Раиса Павловна…
Ведь человек-то… А-ах, боже мой!
— Да, но
ведь это выйдет неловко, Альфред Осипыч, — заметил генерал, отлично представляя себе неистовую ярость Нины Леонтьевны. — Все было против него, и вдруг он останется! Это просто дискредитирует в глазах общества всякое влияние нашей консультации, которая, как синица, нахвастала,
а моря не зажгла…
— Да
ведь я сказал, генерал, что мы оставим Горемыкина только пока… Заметьте: пока.
А там без сомнения устраним его…
— Но
ведь здесь с одной стороны Раиса Павловна,
а с другой — Нина Леонтьевна… — с унынием повторял Тетюев. — Нет, это невозможно! Что хотите, но только не это, Альфред Осипыч!
— Э, пустяки! Я вас научу, батенька… Вы будировали против Раисы Павловны много лет. Да? И всю эту поездку устроили тоже сюрпризом для нее… так? Потом с Ниной Леонтьевной работали все лето против Раисы Павловны… так?
А теперь вам нужно сделать следующее: отправляйтесь сегодня же с визитом к Раисе Павловне и держите себя так, как будто ничего особенного не случилось…
Ведь этакие вещи приходится проделывать постоянно.
— Нет, за это я вам поручусь… Позвольте еще одну маленькую откровенность: пожалуйста, когда будете у Раисы Павловны и у Нины Леонтьевны, держите себя так, как бы вы попали к самым молоденьким и красивым женщинам… Да, это первое условие,
а то всю свою миссию погубите.
Ведь женщина всегда останется женщиной!
—
А как же Нина Леонтьевна?
Ведь она все узнает, и тогда… нелепая история может произойти.