Неточные совпадения
— Да; это неразумно, но я
не могу, однако, забыть,
что во время большого неурожая в мое детство у нас об этом тоже заговорили еще перед весною, и притом также с бабьего голоса, а потом и в самом деле вышел неурожай.
Во всяком же случае люди были окончательно обескуражены как тем,
что у них в приходе «баба в елтарь вскочила», так и тем,
что после этого пришлось сеять без просвир, — даром это в судьбах мира пройти
не могло, — и предчувствия,
что год предстоит «голодный», стали переходить в уверенность.
Иногда, бывало, видишь,
что как только лошадь поднимут, так она тут же сию минуту опять и падает. Мужики, даже самые жестокие, тут плакали, как дети, и жалели лошадей —
не били их, а все, бывало, уговаривают лошадку: «ну, матушка! ну, кормилица!» — да сами
во всю дорогу то у одной, то у другой оглобли пыхтят и подсобляют, а сами всё плачут.
Немощная девочка удивилась, потому
что во всем их конце деревни давно уже ни ноги овечьей в живых
не осталось, и ягненку взяться было неоткуда. Уцелело же несколько овец только у двух «богатеев», но это было в дворах на противоположном конце деревни. Оттуда сюда забежать ягненку было далеко, да и незачем.
Барашек был еще цел под лавкою, а в печи под пеплом нашли обгорелое туловище ребенка, от которого даже
не отпали ни голова, ни оконечности. Девочки
во всем признались и были отправлены в острог, а из того,
что они сделали, посредством пересказа из уст в уста, составилась та басня, которую принес к нам в деревню исцеленный Ефимка.
Обстоятельство было
не важное, а стало интересно,
что за молодец к нам прибыл «
во место Аллилуя» и какое он займет у нас «приделение»?
Прибывший «
во место Аллилуя» Павлушка-дьяк был оригинал и всего менее человек «духовенный» — оттого он по свойствам своим так скоро и получил соответственное прозвание «Пустопляс». Он был сталь беден,
что казался беднее всех людей на свете, и, по словам мужиков, пришел «
не токма
что голый, но ажно синий», и еще он привел с собою мать, а в руках принес лубяной туезок да гармонию, на которой играл так,
что у всех, кто его слушал, ноги сами поднимались в пляс.
Местными дознаниями было открыто,
что Павлушкина мать была когда-то дьячихою, а потом ходила в городе по стиркам, а иногда просила милостыни. Павел был ею воспитан в тяжкой доле и мог бы, кажется, постичь жизнь, но
не удался — «все клонил к легкомысленности» и за то был исключен из третьего класса и долго болтался «без приделения», и теперь он еще
не был совсем определен «
во место Аллилуя», а пока только был еще временно приукажен,
что выходило вроде испытания.
По мнению родных, тетя сама была
во многом виновата, потому
что она была со своим князем очень суха; но потом это переменилось, и она сделалась к нему матерински нежна и неожиданно устроила его вполне по его вкусу: как он когда-то мечтал, так и получил вдруг место городничего в отдаленном городе, куда отбыл один, и его лет шесть
не видали.
Один из основательных дворян, имевших «голос в собрании и в обществе»,
во время выборов сделал заявление,
что следовало бы обратить внимание на то, в каком духе танта воспитывает своих дочерей. Но предводитель, очень добрый и мягкий человек, нашел,
что как у княгини все ее дочери — девочки, то как бы она их ни воспитывала — это
не важно.
Оно так и было: тетя выражалась порою немножко
во вкусе Антона Антоновича Сквозника-Дмухановского, называя вещи их прямыми именами,
что, впрочем, в ее устах
не было ни плоско, ни грубо, а только прямо и образно.
Тетя за эти намеки нимало
не сердилась и от них
не конфузилась: она, без сомнения, понимала,
во что люди метили, но все слушала спокойно и, выслушав, отвечала...
Так она и жила, «отряхнувшись», и
не хотела жить иначе, и, несмотря на все ее «порядочное болото в прошлом», личность ее стала казаться светлою и получила такую привлекательность,
что к ней широко запылала любовь
во множестве сердец.
Это было наградою тете Полли, которая сама себя почитала «
во всех статьях неисправною» и никого
не бралась исправлять, но до самозабвения восторгалась, когда видела,
что люди «ни от
чего исправляются».
— Вот я ни
во что не мешался…
Леонтий, разумеется, и не думал ходить к ней: он жил на квартире, на хозяйских однообразных харчах, то есть на щах и каше, и такой роскоши, чтоб обедать за рубль с четвертью или за полтинник, есть какие-нибудь макароны или свиные котлеты, — позволять себе не мог. И одеться ему было
не во что: один вицмундир и двое брюк, из которых одни нанковые для лета, — вот весь его гардероб.
— Да вот же всё эти, что опивали да объедали его, а теперь тащат, кто за что схватится. Ну, вот видите, не правду ж я говорила: последний халат — вот он, — один только и есть, ему самому, станет обмогаться,
не во что будет одеться, а этот глотик уж и тащит без меня. — «Он, говорит, сам обещал», перекривляла Афимья. — Да кто вам, нищебродам, не пообещает! Выпросите. А вот он обещал, а я не даю: вот тебе и весь сказ.
Неточные совпадения
Городничий.
Что, Анна Андреевна? а? Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и
во сне
не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с каким дьяволом породнилась!
Городничий. И
не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и
не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь
не прилгнувши
не говорится никакая речь. С министрами играет и
во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает,
не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
О! я шутить
не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я
не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде.
Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть
не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Так как я знаю,
что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому
что ты человек умный и
не любишь пропускать того,
что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать
во всякий час, если только уже
не приехал и
не живет где-нибудь инкогнито…
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В
чем счастие солдатское? // Да
не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, //
Что в двадцати сражениях // Я был, а
не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и
во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти
не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!