Неточные совпадения
Владыке ответ сей показался столь своеобразным, что он этого студиозуса за дурня
уже не
хотел почитать, а напротив, интересуяся им, еще вопросил...
Тут
уже я, чтό она сказать
хочет, уразумел и понял, к чему она все это вела и чего она сказать стыдится; это она тщится отыскать мое незаконное дитя, которого нет у меня!
Мало что она его
хочет отыскивать, она его
уже любит и жалеет, как неоперенного голубенка!
Попадья моя не унялась сегодня проказничать,
хотя теперь
уже двенадцатый час ночи, и
хотя она за обычай всегда в это время спит, и
хотя я это и люблю, чтоб она к полуночи всегда спала, ибо ей то здорово, а я люблю слегка освежать себя в ночной тишине каким удобно чтением, а иною порой пишу свои нотатки, и нередко, пописав несколько, подхожу к ней спящей и спящую ее целую, и если чем огорчен, то в сем отрадном поцелуе почерпаю снова бодрость и силу и тогда засыпаю покойно.
— Мне говорил отец Алексей, что ты даром проповеди и хорошим умом обладаешь. Он сам в этом ничего не смыслит, а верно от людей слышал, а я
уж давно умных людей не видала и вот
захотела со скуки на тебя посмотреть. Ты за это на старуху не сердись.
Вперед буду умнее, ибо
хотя молиться за всех могу и должен, но в дураках как-то у дураков дважды быть
уж несогласен.
Нет, кажется, и вправду
уже грядет час, и ныне есть, когда здравый разум будет не в состоянии усматривать во всем совершающемся
хотя малейшую странность.
— Нельзя, отец протопоп; утерпеть было невозможно; потому что я
уж это давно
хотел доложить вам, как он вообразите, все против божества и против бытописания, но прежде я все это ему, по его глупости, снисходил доселе.
— Вот сестрица покушают, — говорил он, обращаясь к сестре. — Садитесь, сестрица, кушайте, кушайте! Чего церемониться? А не
хотите без меня, так позвольте мне, сударыня Ольга Арсентьевна, морковной начиночки из пирожка на блюдце… Вот так, довольно-с, довольно! Теперь, сестрица, кушайте, а с меня довольно. Меня и кормить-то
уж не за что; нитяного чулка вязать, и того
уже теперь путем не умею. Лучше гораздо сестрицы вязал когда-то, и даже бродери англез выплетал, а нынче что ни стану вязать, всё петли спускаю.
Но тут Алексей Никитич вдруг ненароком маленькую ошибку дал или, пожалуй сказать, перехитрил: намерение их такое было, разумеется, чтобы скорее Марфу Андревну со мною в деревню отправить, чтоб это тут забылось, они и сказали маменьке: «Вы, — изволят говорить, — маменька, не беспокойтесь: ее, эту карлушку, найдут, потому что ее ищут, и как найдут, я вам сейчас и отпишу в деревню», — а покойница-то за это слово н ухватились: «Нет
уж, говорят, если ищут, так я лучше подожду, я, главное, теперь этого жида-то
хочу посмотреть, который ее унес!» Тут, судари мои, мы
уж и одного квартального вместе с собою лгать подрядили: тот всякий день приходит и врет, что «ищут, мол, ее, да не находят».
— А то ведь… нашему брату, холопу, долго бездействовать нельзя: нам бабушки не ворожат, как вам, чтобы прямо из нигилистов в сатрапы попадать. Я и о вас, да и о себе хлопочу; мне голодать
уже надоело, а куда ни сунешься, все формуляр один: «красный» да «красный», и никто брать не
хочет.
Не
хочу предрешать, сколько он может быть вреден целям правительства, но я полагаю, что вред, который он может принести, а частию
уже и приносит, велик бесконечно.
Термосесов сразу сообразил, что
хотя это письмо и не лестно для его чести, но зато весьма для него выгодно в том отношении, что
уж его, как человека опасного, непременно пристроят на хорошее место.
— Я вам под расписку поверю. Рублей сто, полтораста наличностью, а то я подожду… Только
уж вот что: разговаривать я долго не буду: вуле-ву, так вуле-ву, а не вуле-ву, как
хотите: я вам имею честь откланяться и удаляюсь.
И Николай Афанасьевич, скрипя своими сапожками, заковылял в комнаты к протопопице, но, побыв здесь всего одну минуту, взял с собой дьякона и побрел к исправнику; от исправника они прошли к судье, и карлик с обоими с ними совещался, и ни от того, ни от другого ничего не узнал радостного. Они жалели Туберозова, говорили, что
хотя протопоп и нехорошо сделал, сказав такую возбуждающую проповедь, но что с ним все-таки поступлено
уже через меру строго.
— Все читают, а ты ничего! — опять отнесся к Препотенскому Ахилла. — Это, брат,
уж как ты
хочешь, а если ты пьешь, а ничего не умеешь сказать, ты не человек, а больше ничего как бурдюк с вином.
Николай Афанасьевич не одобрял
уже за это отца Савелия и
хотя не относил его поведения к гордости или к задору, но видел в нем непохвальное упрямство и, осуждая протопопа, решился еще раз сказать ему...
— Да-с, ну вот подите же! А по отца дьякона характеру, видите, не все равно что село им в голову, то
уж им вынь да положь. «Я, говорят, этого песика по особенному случаю растревоженный домой принес, и
хочу, чтоб он в означение сего случая таким особенным именем назывался, каких и нет»
Наконец дьякон, нарыдавшись,
захотел говорить. Он чуть было
уже не спросил о Наталье Николаевне; но, спохватясь, ловко переменил слово и, показывая протопопу на вертевшуюся возле его ног собачку, сказал...
Теперь он
уже ожесточенно ревновал нового протопопа к месту Савелия и придирался к нему, стараясь находить в нем все нехорошее, чтоб он никак не мог сравниться с покойным Туберозовым. Чем более новый протопоп всем старогородцам нравился, тем Ахилла ожесточеннее
хотел его ненавидеть.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то есть не двести, а четыреста, — я не
хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы
уже ровно было восемьсот.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да
уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Добчинский.То есть оно так только говорится, а он рожден мною так совершенно, как бы и в браке, и все это, как следует, я завершил потом законными-с узами супружества-с. Так я, изволите видеть,
хочу, чтоб он теперь
уже был совсем, то есть, законным моим сыном-с и назывался бы так, как я: Добчинский-с.
Хлестаков. Возле вас стоять
уже есть счастие; впрочем, если вы так
уже непременно
хотите, я сяду. Как я счастлив, что наконец сижу возле вас.
На дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик
хотел уже было посадить в тюрьму; как вдруг, по моей петербургской физиономии и по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора.