Неточные совпадения
— Ну, что, зуда, что, что? — частил, обернувшись к нему, отец Захария, между тем
как прочие гости еще рассматривали затейливую работу резчика на иерейских посохах. — Литеры? А? литеры, баран ты этакой кучерявый?
Где же здесь литеры?
Может быть, стоя внутри этого дома, найдем средство заглянуть внутрь души его хозяина,
как смотрят в стеклянный улей,
где пчела строит свой дивный сот, с воском на освещение лица божия, с медом на усладу человека.
Ниже, через несколько записей, значилось: «Был по делам в губернии и, представляясь владыке, лично ему докладывал о бедности причтов. Владыка очень о сем соболезновали; но заметили, что и сам Господь наш не имел
где главы восклонить, а к сему учить не уставал. Советовал мне, дабы рекомендовать духовным читать книгу „О подражании Христу“. На сие ничего его преосвященству не возражал, да и вотще было бы возражать, потому
как и книги той духовному нищенству нашему достать негде.
Да и вправду, поведайте мне времена и народы,
где, кроме святой Руси нашей, родятся такие женщины,
как сия добродетель?
Ну, за что мне сие? Ну, чем я сего достоин? Отчего же она не так,
как консисторский секретарь и ключарь, рассуждает, что легче устроить дело Божие, не имея,
где головы подклонить? Что сие и взаправду все за случайности!
Тоже писано: „Кольми паче не дерзали б грабить, под виной жестокого наказания, ибо слуги архиерейские обычно бывают лакомые скотины, и
где видят власть своего владыки, там с великою гордостью и бесстыжием,
как татары, на похищение устремляются“.
14-го мая. Препотенский, однако же, столь осмелел, что и в моем присутствии мало изменяется. Добыв у кого-то из раскольников весьма распространенную книжечку с видами,
где антихрист изображен архиереем в нынешнем облачении, изъяснял, что Христос был социалист, а мы, попы и архиереи,
как сему противимся, то мы и есьмы антихристы.
Пресмешно,
какое рачение о науке со стороны людей, столь от нее далеких,
как городничий Порохонцев, проведший полжизни в кавалерийской конюшне,
где учатся коням хвост подвязывать, или лекарь-лгун, принадлежащий к той науке, члены которой учеными почитаются только от круглых невежд, чему и служит доказательством его грубейшая нелепица, якобы он, выпив по ошибке у Плодомасова вместо водки рюмку осветительного керосина, имел-де целую неделю живот свой светящимся.
Пизонский, дергая своим кривым носом, рассказывал, что,
как вчера смерклось, где-то ниже моста в лозах села пара лебедей и ночью под дождичек все гоготали.
Учитель исчез из церкви,
как только началась служба, а дьякон бежал тотчас,
как ее окончил. Отцу Савелию, который прилег отдохнуть, так и кажется, что они где-нибудь носятся и друг друга гонят. Это был «сон в руку»: дьякон и Варнава приготовлялись к большому сражению.
Я бог знает чем отвечаю, что и в Петербурге, и в Неаполе, и во всякой стране, если
где человек захочет учиться, он нигде не встретит таких препятствий,
как у нас.
«Что, говорю, Данило,
где ты был?» Отвечает, что был у исправника, от почтмейстерши ягоды приносил, и слышал,
как там читали, что в чухонском городе Ревеле мертвый человек без тления сто лет лежал, а теперь его велели похоронить.
— Нет;
где ему быть вкусным, а только разве для здоровья оно, говорят, самое лучшее, да и то не знаю; вот Варнаша всегда это кушанье кушает, а посмотрите
какой он: точно пустой.
Эта тяжелая и совершенно неожиданная сцена взволновала всех при ней присутствовавших, кроме одного Препотенского. Учитель оставался совершенно спокойным и ел с не покидавшим его никогда аппетитом. Серболова встала из-за стола и вышла вслед за убежавшей старушкой. Дарьянов видел,
как просвирня обняла Александру Ивановну. Он поднялся и затворил дверь в комнату,
где были женщины, а сам стал у окна.
Учитель ничего этого не тронул, но он взлез на высокий сосновый ларь, покрытый покатой крышей, достал с него большие и разлатые липовые ночвы, чистые,
как стекло зеркального магазина, и тотчас же начал спускаться с ними назад в сарай,
где им очень искусно были спрятаны злополучные кости.
Но нет, и не то; таков был я сыздетства, и вот в эту самую минуту мне вспомнился вот
какой случай: приехал я раз уже студентом в село,
где жил мои детские годы, и застал там, что деревянную церковку сносят и выводят стройный каменный храм… и я разрыдался!
«Вот и отлично, — подумала Бизюкина. — По крайней мере есть хоть одна комната,
где все совершенно
как следует». Затем она сделала на письменном столе два пятна чернилами, опрокинула ногой в углу плевальницу и рассыпала по полу песок… Но, боже мой! возвратясь в зал, акцизница заметила, что она было чуть-чуть не просмотрела самую ужасную вещь: на стене висел образ!
— Да, разумеется, не годится:
какой же шут теперь лечится от пореза травой. А впрочем, может быть еще есть и такие ослы. А
где же это ваш муж?
Да! дело кончено! Где-то ты,
где ты теперь, бедный акцизник, и не чешется ли у тебя лоб,
как у молодого козленка, у которого пробиваются рога?
— Вот это честно! — воскликнул Термосесов и, расспросив у своей дамы, чем и
как досаждали ей ее враги Туберозов и Ахилла, пожал с улыбкой ее руку и удалился в комнату,
где оставался во все это время его компаньон.
— Ничего, князь: не вздыхайте. Я вам что тогда сказал в Москве на Садовой, когда держал вас за пуговицу и когда вы от меня удирали, то и сейчас скажу: не тужите и не охайте, что на вас напал Термосесов. Измаил Термосесов вам большую службу сослужит. Вы вон там с вашею нынешнею партией,
где нет таких плутов,
как Термосесов, а есть другие почище его, газеты заводите и стремитесь к тому, чтобы не тем, так другим способом над народишком инспекцию получить.
Едва кончилось вешанье штор,
как из темных кладовых полезла на свет божий всякая другая галантерейщина, на стенах появились картины за картинами, встал у камина роскошнейший экран, на самой доске камина поместились черные мраморные часы со звездным маятником, столы покрылись новыми, дорогими салфетками; лампы, фарфор, бронза, куколки и всякие безделушки усеяли все места спальни и гостиной,
где только было их ткнуть и приставить.
Протопоп возвратился домой очень взволнованный и расстроенный. Так
как он, по причине празднества, пробыл у исправника довольно долго, то домоседка протопопица Наталья Николаевна, против своего всегдашнего обыкновения, не дождалась его и легла в постель, оставив, однако, дверь из своей спальни в зал,
где спал муж, отпертою. Наталья Николаевна непременно хотела проснуться при возвращении мужа.
Термосесов прочел письмо, в котором Борноволоков жаловался своей петербургской кузине Нине на свое несчастие, что он в Москве случайно попался Термосесову, которого при этом назвал «страшным негодяем и мерзавцем», и просил кузину Нину «работать всеми силами и связями, чтобы дать этому подлецу хорошее место в Польше или в Петербурге, потому что иначе он, зная все старые глупости, может наделать черт знает
какого кавардаку, так
как он способен удивить свет своею подлостью, да и к тому же едва ли не вор, так
как всюду,
где мы побываем, начинаются пропажи».
Дни стояли невыносимо жаркие. От последнего села,
где Туберозов ночевал, до города оставалось ехать около пятидесяти верст. Протопоп, не рано выехав, успел сделать едва половину этого пути,
как наступил жар неодолимый: бедные бурые коньки его мылились, потели и были жалки. Туберозов решил остановиться на покорм и последний отдых: он не хотел заезжать никуда на постоялый двор, а, вспомнив очень хорошее место у опушки леса, в так называемом «Корольковом верху», решился там и остановиться в холодке.
Туберозов не был трусом, но он был человек нервный, а такими людьми в пору больших электрических разряжений овладевает невольное и неодолимое беспокойство. Такое беспокойство чувствовал теперь и он, озираясь вокруг и соображая,
где бы, на
каком бы месте ему безопаснее встретить и переждать готовую грянуть грозу.
Обыденный приступ от вчерашнего моего положения под грозою. Ворон:
как он спрятался от грозы в крепчайший дуб и нашел гибель там,
где ждал защиту.
Может быть, и тех бы мест довольно,
где он уже побывал, но скороходы-сапоги расскакались и затащили его туда,
где он даже ничего не может разглядеть от несносного света и, забыв про Савелия и про цель своего посольства, мечется, заботясь только,
как бы самому уйти назад, меж тем
как проворные сапоги-скороходы несут его все выше и выше, а он забыл спросить слово,
как остановить их…
Дверь из комнаты в контору,
где спали почтмейстер и Препотенский, была заперта. Это еще более взбесило энергическую даму, ибо, по уставу дома, ни одна из его внутренних дверей никогда не должна была запираться от ее, хозяйкина, контроля, а в конторе почтмейстерша считала себя такою же хозяйкой,
как и в своей спальне. И вдруг неслыханная дерзость!..
Роли стариков переменились, и
как до сих пор Николай Афанасьевич ежедневно навещал Туберозова, так теперь Савелий, напилив урочные дрова и отстояв в монастыре вечерню, ходил в большой плодомасовский дом,
где лежал в одном укромном покойчике разболевшийся карлик.
Полагайтесь так, что хотя не можете вы молиться сами за себя из уездного храма, но есть у вас такой человек в столице, что через него идет за вас молитва и из Казанского собора,
где спаситель отечества, светлейший князь Кутузов погребен, и из Исакиевского, который весь снаружи мраморный, от самого низа даже до верха, и столичный этот за вас богомолец я, ибо я, четши ектению велегласно за кого положено возглашаю, а про самого себя шепотом твое имя, друже мой, отец Савелий, потаенно произношу, и молитву за тебя самую усердную отсюда посылаю Превечному, и жалуюсь,
как ты напрасно пред всеми от начальства обижен.
Смерть Савелия произвела ужасающее впечатление на Ахиллу. Он рыдал и плакал не
как мужчина, а
как нервная женщина оплакивает потерю, перенесение которой казалось ей невозможным. Впрочем, смерть протоиерея Туберозова была большим событием и для всего города: не было дома,
где бы ни молились за усопшего.
— Да
как, братец мой, чего?
Где ты о сю пору находишься?
Он уже отрубил себе от тонкой жердины дорожную дубинку, связал маленький узелок, купил на базаре две большие лепешки с луком и, засунув их в тот же карман,
где лежали у него деньги, совсем готов был выступить в поход,
как вдруг приехал новый протопоп Иродион Грацианский.
—
Как вы хотите-с, — рассуждал он, — а это тоже не пустое дело-с вдруг взять и умереть и совсем бог знает
где, совсем в другом месте очутиться.
Потянув немножко спирту, дьякон вздрогнул и повалился в сани. Состояние его было ужасное: он весь был мокр, синь,
как котел, и от дрожи едва переводил дыхание. Черт совсем лежал мерзлою кочерыжкой; так его, окоченелого, и привезли в город,
где дьякон дал знак остановиться пред присутственными местами.
Город, несмотря на ранний час утра, был уже взволнован новостию, и густая толпа народа,
как море вокруг скалы, билась около присутственных мест,
где жил в казенной квартире сам ротмистр Порохонцев.