И стало мне таково грустно, таково тягостно, что даже, чего со мною и в плену не было, начал я с невидимой
силой говорить и, как в сказке про сестрицу Аленушку сказывают, которую брат звал, зову ее, мою сиротинушку Грунюшку, жалобным голосом...
Неточные совпадения
— Да и где же, —
говорит, — тебе это знать. Туда, в пропасть, и кони-то твои передовые заживо не долетели — расшиблись, а тебя это словно какая невидимая
сила спасла: как на глиняну глыбу сорвался, упал, так на ней вниз, как на салазках, и скатился. Думали, мертвый совсем, а глядим — ты дышишь, только воздухом дух оморило. Ну, а теперь, —
говорит, — если можешь, вставай, поспешай скорее к угоднику: граф деньги оставил, чтобы тебя, если умрешь, схоронить, а если жив будешь, к нему в Воронеж привезть.
— А сколько им, —
говорит, — похочется и сколько
силы станет.
«Оттого, что наши князья —
говорю, — слабодушные и не мужественные, и
сила их самая ничтожная».
Но этот чернобородый, который из Хивы приехал, в красном халате,
говорит, что если,
говорит, вы сомневаетесь, то Талафа вам сею же ночью свою
силу покажет, только вы,
говорит, если что увидите или услышите, наружу не выскакивайте, а то он сожжет.
— Хорошо, —
говорю, — что ты
силу перепущаешь, а может, ты меня обокрасть хочешь? Он отпирается.
«Какие, —
говорит, — такие дела? Отчего же их прежде не было? Изумруд ты мой бралиянтовый!» — да и протягивает опять руки, чтобы его обнять, а он наморщился и как дернет ее изо всей
силы крестовым шнурком за шею…
— Ну, так послушай же, —
говорит, — теперь же стань поскорее душе моей за спасителя; моих, —
говорит, — больше
сил нет так жить да мучиться, видючи его измену и надо мной надругательство. Если я еще день проживу, я и его и ее порешу, а если их пожалею, себя решу, то навек убью свою душеньку… Пожалей меня, родной мой, мой миленый брат; ударь меня раз ножом против сердца.
Слезы душили меня, я сел на диван и, не в
силах говорить более, упал головой ему на колена, рыдая так, что мне казалось, я должен был умереть в ту же минуту.
— Я не понимаю вашего тона… — пробормотал Лаевский; его охватило такое чувство, как будто он сейчас только понял, что зоолог ненавидит его, презирает и издевается над ним и что зоолог самый злейший и непримиримый враг его. — Приберегите этот тон для кого-нибудь другого, — сказал он тихо, не имея
сил говорить громко от ненависти, которая уже теснила ему грудь и шею, как вчера желание смеяться.
— Постойте, — сказал он дрожащим голосом, — другие говорят, будто она сжалилась над ним, вообразила себе, бедняжка, не видавшая людей, что она точно может любить его, и согласилась быть его женой. И он, сумасшедший, поверил, поверил, что вся жизнь его начнется снова, но она сама увидала, что обманула его… и что он обманул ее… Не будемте больше говорить про это, — заключил он, видимо, не в
силах говорить далее, и молча стал ходить против меня.
Неточные совпадения
Яков угрюм,
говорит неохотно, // Вожжи у Якова дрожмя дрожат, // Крестится: «Чур меня,
сила нечистая!» // Шепчет: «Рассыпься!» (мутил его враг).
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и
говорил, что ему хорошо, нигде не больно и что он чувствует аппетит и
силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том же счастливом и робком, как бы не ошибиться, возбуждении.
Анна
говорила, что приходило ей на язык, и сама удивлялась, слушая себя, своей способности лжи. Как просты, естественны были ее слова и как похоже было, что ей просто хочется спать! Она чувствовала себя одетою в непроницаемую броню лжи. Она чувствовала, что какая-то невидимая
сила помогала ей и поддерживала ее.
«Не торопиться и ничего не упускать»,
говорил себе Левин, чувствуя всё больший и больший подъем физических
сил и внимания ко всему тому, что предстояло сделать.
Видя, что он не в
силах сам начать
говорить, она начала сама: