Неточные совпадения
Оставив всякую попытку разрешить для себя появление этой личности, я закурил папироску и лег с книгою
в руках на свою постель.
В этот раз я дознал это на опыте и не заметил, как книга выскользнула у меня из
рук.
Челновский ничего мне не ответил, но снял сюртук и накинул свою блузу, что было делом одной минуты, вышел
в кабинет и, таща оттуда за
руку моего незнакомца, комически поклонился и, показывая
рукою на упиравшегося гостя, проговорил...
Я встал и протянул
руку Овцебыку, который
в продолжение всей рекомендации спокойно смотрел на густую ветку сирени, закрывавшей отворенное окно нашей спальни.
Мы закурили сигары и, улегшись на своих кроватях, толковали о различных человеческих странностях, приходивших нам
в голову по поводу странностей Василия Петровича. Через четверть часа вошел и Василий Петрович. Он поставил свою трубочку на пол у печки, сел
в ногах у Челновского и, почесав правою
рукою левое плечо, сказал вполголоса...
Тогда еще мужчины не стыдились говорить о чувствах высокого и прекрасного, а женщины любили идеальных героев, слушали соловьев, свиставших
в густых кустах цветущей сирени, и всласть заслушивались турухтанов, таскавших их под
руку по темным аллеям и разрешавших с ними мудрые задачи святой любви.
Черный платок у нее с головы свалился; косица-то русая, здоровенная такая, вся растрепана, и сумку
в руках несет, а сама так и натыкается.
Новости были только естественные: матушка постарела и пополнела, четырнадцатилетняя сестра прямо с пансионерской скамьи сошла
в безвременную могилу, да выросло несколько новых липок, посаженных ее детскою
рукою.
— Вот так-то лучше, — оказал он, уставив лошадь
в уголку сеней и насыпав ей овса
в старое решето. — Чтой-то отца Вавилы долго нет, право! — проговорил он, зайдя за угол хатки. — А вот уж и замолаживает, — добавил он, показывая
рукою на серовато-красное облачко.
Действительно, шагах
в десяти от горящей сосны ясно обрисовывался силуэт,
в котором можно было с первого взгляда узнать фигуру Овцебыка. Он стоял, заложа
руки за спину, и, подняв голову, смотрел на горевшие сучья.
Когда я проснулся, было уже довольно поздно. «Некнижных» отцов не было
в хатке. У стола сидел Василий Петрович. Он держал
в руках большой ломоть ржаного хлеба и прихлебывал молоком прямо из стоящего перед ним кувшина. Заметив мое пробуждение, он взглянул на меня и молча продолжал свой завтрак. Я с ним не заговаривал. Так прошло минут двадцать.
— Тем, что не знает, чего желает. Этот рассуждает так, рассуждает и иначе, а у того одно рассуждение. Все около своего пальца мотает. Простую вот такую-то землю возьми, либо старую плотину раскапывай. Что по ней, что ее
руками насыпали! Хворост
в ней есть, хворост и будет, а хворост повытаскаешь, опять одна земля, только еще дуром взбуровленная. Так вот и рассуждай, что лучше-то?
Около нас было пять или шесть таких хуторов, перешедших
в руки лиц недворянской крови.
«Видели, говорит, жиристов-то!» Настасья Петровна «жиристами» прозывала дворян с тех пор, как одна московская барыня, вернувшись
в свое разоренное имение, хотела «воспитать дикий самородок» и говорила: «как же вы не понимаете, ma belle Anastasie, что везде есть свои жирондисты!» Впрочем,
руку у Настасьи Петровны все целовали, и она к этому привыкла.
— Как же, помилуй, для чего ты
в филантропию ее затягиваешь? Какого ты ей тут шута на
руки навязал?
Я посмотрел, как тот шагает, заложа одну
руку за пазуху свиты, а другою закручивая косицу, и сам подумал: «Куда бы его
в самом деле, однако, можно было определить?»
В домике на хуторе, когда я приехал туда, все окна, кроме комнаты детей и гувернантки, были уже отворены, и
в одном окне стояла Настасья Петровна, повязанная большим голубым фуляром. Она растерянно отвечала головою на мой поклон и, пока я привязывал к коновязи лошадь, два раза махнула
рукой, чтобы я шел скорее.
Она подала мне измятое письмо, которое до того держала
в своих
руках.
Он стоял на крыльце
в одном жилете и держал
в руках счеты.
— Ну, и с богом, коли так, — отвечал он крестьянам, протянул мне
руку и, долго посмотрев мне
в глаза, сказал...
Тут есть на поле слова, слабо написанные каким-то рыжим борщом
рукой Овцебыка. С трудом разбираю: «Васька глупец! Зачем ты не поп? Зачем ты обрезал крылья у слова своего? Не
в ризе учитель — народу шут, себе поношение, идее — пагубник. Я тать, и что дальше пойду, то больше сворую».
Руки даже у него, по обыкновению, были заложены
в карманы свитки.