По целым вечерам Зайончек рассказывал расстроенному Долинскому самые картинные образцы таинственного общения замогильного мира
с миром живущим и довел его больную душу до самого высокого мистического настроения. Долинский считал себя первым грешником в мире и незаметно начинал ощущать себя в таком близком общении с таинственными существами иного мира, в каком высказывал себя сам Зайончек.
Неточные совпадения
Робкий, запуганный и задавленный нуждою священник не смел ослушаться княжего приказа, и
с приходской колокольни три дня сряду торжественнейшим звоном возвещалось
миру рождение юного княжича.
Жена Игнатия Долинского, сиротка, выросшая «в племянницах» в одном русском купеческом доме, принадлежала к весьма немалочисленному разряду наших
с детства забитых великорусских женщин, остающихся на целую жизнь безответными, сиротливыми детьми и молитвенницами за затолокший их
мир божий.
Он никогда не жаловался ни на что ни себе, ни людям, а, огорченный чем-нибудь, только уходил к общей нашей матери-природе, которая всегда умеет в меру успокоить оскорбленное эстетическое чувство или восстановить разрушенный
мир с самим собой.
Долинский вскочил и послал за каретой. Юлинька делала визиты
с заплаканными глазами, и своим угнетенным видом ставила мужа в положение весьма странное и неловкое. В откупном
мире матроскиных благодетелен Долинский не понравился.
— Не знаю. Я все боюсь чего-то. Я просто чувствую, что у меня впереди есть какое-то ужасное несчастье. Ах, мне не надо жить
с людьми! Мне не надо встречаться
с ними! Это все, что как-нибудь улыбается мне, этого всего не будет. Я не умею жить. Все это, что есть в
мире хорошего, это все не для меня.
Дорогой княгиня совсем потеряла свой желчный тон и даже очень оживилась; она рассказала несколько скабрезных историек из маловедомого нам
мира и века, и каждая из этих историек была гораздо интереснее светских романов одной русской писательницы, по мнению которой влюбленный человек «хорошего тона» в самую горячечную минуту страсти ничего не может сделать умнее, как
с большим жаром поцеловать ее руку и прочесть ей следующее стихотворение Альфреда Мюссе.
Он
с глубокою задушевностью говорил о своих мистических верованиях, состоял в непосредственных отношениях
с замогильным
миром, и в то же время негласно основал в Париже «Союз христианского братства».
Он уже не видал Доры и даже редко вспоминал о ней, но зато совершенно привык спокойно и
с верою слушать, когда Зайончек говорил дома и у графини Голензовской от лица святых и вообще людей, давно отошедших от
мира.
Задача эта многим представлялась весьма темною и даже вовсе непонятною, но тем не менее члены терпеливо выслушивали, как Зайончек, стоя в конце стола перед составленною им картою «христианского
мира», излагал мистические соображения насчет «рокового разветвления христианства по свету,
с таинственными божескими целями, для осуществления которых Господь сзывает своих избранных».
Долинский слабо вслушивался в весь этот сумбур и чувствовал, что он сам уже давно не от
мира сего, что он давно плывет в пространстве, и
с краями срез полон всяческого равнодушия ко всему, что видит и слышит.
В своем нумере она зажгла свечу и, держа в дрожащих руках бумажку, прочла: «Я не могу ехать
с вами. Не ожидайте меня и не ищите. Я сегодня же оставляю Францию и буду далеко молиться о вас и о
мире».
В ней,
с миром, с небом примиренный, // Могущей верой укрепленный, // Сидел безвинный Кочубей, // С ним Искра, тихий, равнодушный, // Как агнец, жребию послушный.
Теперь же он решил, что, хотя ему предстоит поездка в Сибирь и сложное и трудное отношение
с миром острогов, для которого необходимы деньги, он всё-таки не может оставить дело в прежнем положении, а должен, в ущерб себе, изменить его.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в
мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Ну-тка,
с редута — то
с первого номеру, // Ну-тка,
с Георгием — по́
миру, по́
миру!
А за провинность
с Гирина // Мы положили штраф: // Штрафные деньги рекруту, // Часть небольшая Власьевне, // Часть
миру на вино…
Красивая, здоровая. // А деток не дал Бог! // Пока у ней гостила я, // Все время
с Лиодорушкой // Носилась, как
с родным. // Весна уж начиналася, // Березка распускалася, // Как мы домой пошли… // Хорошо, светло // В
мире Божием! // Хорошо, легко, // Ясно н а ́ сердце.
Луга-то (эти самые), // Да водка, да
с три короба // Посулов то и сделали, // Что
мир решил помалчивать // До смерти старика.