Неточные совпадения
— Этой науки, кажется, не ты одна не знаешь. По-моему, жить
надо как живется; меньше говорить, да больше делать,
и еще больше думать; не быть эгоисткой, не выкраивать из всего только одно свое положение, не обращая внимания на обрезки, да, главное дело, не лгать ни себе, ни людям. Первое дело не лгать. Людям ложь вредна, а себе еще вреднее. Станешь лгать себе,
так всех обманешь
и сама обманешься.
—
И не
так уж очень трудно. Брыкаться не
надо. Брыканьем ничему не поможешь, только ноги себе же отобьешь.
Радикальничать,
так, по-моему,
надо из земли Илью Муромца вызвать, чтобы сел он на коня ратного, взял в могучие руки булаву стопудовую да
и пошел бы нас, православных, крестить по маковкам, не разбирая ни роду, ни сану, ни племени.
— Переломить
надо эту фанаберию-то. Пусть раз спесь-то свою спрячет да вернется к мужу с покорной головой. А то — эй, смотри, Егор! — на целый век вы бабенку сгубите.
И что ты-то, в самом деле, за колпак
такой.
В подобных городках
и теперь еще живут с
такими средствами, с которыми в Петербурге
надо бы умереть с голоду, живя даже на Малой Охте, а несколько лет назад еще как безнуждно жилось-то с ними в какой-нибудь Обояни, Тиму или Карачеве, где за пятьсот рублей становился целый дом, дававший своему владельцу право, по испитии третьей косушечки, говорить...
— Нет, мечтания. Я знаю Русь не по-писаному. Она живет сама по себе,
и ничего вы с нею не поделаете. Если что делать еще,
так надо ладом делать, а не на грудцы лезть. Никто с вами не пойдет,
и что вы мне ни говорите, у вас у самих-то нет людей.
—
Так надо, чтоб они их поняли, — произнес, захохотав, Кракувка. — Первый случай,
и в ход всех этих дураков. А пока приобретайте их доверие.
Рогнеда Романовна не могла претендовать ни на какое первенство, потому что в ней
надо всем преобладало чувство преданности, а Раиса Романовна
и Зоя Романовна были особы без речей. Судьба их некоторым образом имела нечто трагическое
и общее с судьбою Тристрама Шанди. Когда они только что появились близнецами на свет, повивальная бабушка, растерявшись, взяла вместо пеленки пустой мешочек
и обтерла им головки новорожденных. С той же минуты младенцы сделались совершенно глупыми
и остались
такими на целую жизнь.
— Да
так, у нашего частного майора именинишки были,
так там его сынок рассуждал. «Никакой, говорит, веры не
надо. Еще, говорит, лютареву ересь одну кое время можно попотерпеть, а то, говорит, не надыть никакой».
Так вот ты
и говори: не то что нашу, а
и вашу-то, новую,
и тое под сокрытие хотят, — добавил, смеясь, Канунников. — Под лютареву ересь теперича всех произведут.
— Или адресные билеты, — зачинал другой. — Что это за билеты? Склыка одна да беспокойство. Нет, это не
так надо устроить! Это можно устроить в два слова по целой России, а не то что здесь да в Питере, только склыка одна. Деньги нужны — зачем не брать, только с чего ж бы
и нас не спросить.
— Это все равно-с, — возражал Арапов, —
надо всем пользоваться. Можно что-нибудь
такое и в их духе. Ну благочестие, ну
и благочестие, а там черт с ними. Лишь бы на первый раз деньги
и содействие.
— Да как же не ясно?
Надо из ума выжить, чтоб не видать, что все это безумие. Из раскольников, смирнейших людей в мире, которым дай только право молиться свободно да верить по-своему, революционеров посочинили. Тут… вон… общину в коммуну перетолковали: сумасшествие, да
и только! Недостает, чтоб еще в храме Божием манифестацию сделали: разные этакие афиши, что ли, бросили…
так народ-то еще один раз кулаки почешет.
— Ну как же!
Так и чирий не сядет, а все почесать прежде
надо, — отрекался Бычков.
— Нет-с, не сентиментальность. Любить человека в моем положении
надо много смелости. Сентиментальная трусиха
и эгоистка на
такую любовь не годится.
Так проводили время наши сокольницкие пустынники, как московское небо стало хмуриться,
и в одно прекрасное утро показался снежок. Снежок, конечно, был пустой, только выпал
и сейчас же растаял; но тем не менее он оповестил дачников, что зима стоит недалеко за Валдайскими горами.
Надо было переезжать в город.
—
Так уж мы тут живем,
так живем, что всем нам пропасть
надо, да
и давно следовает. Ни порядку у нас, ни распорядку — живем как испорченные.
Так и всегда поступал Белоярцев со всеми,
и,
надо ему отдать честь, умел он делать подобные дела с неподражаемым артистическим мастерством. Проснется после обеда, покушает в своей комнате конфеток или орешков, наденет свой архалучек
и выйдет в общую залу пошутить свои шуточки —
и уж пошутит!
Женщины наотрез отказались от
такой службы,
и только одна Бертольди говорила, что это
надо обсудить.
— Да,
надо кого-нибудь позвать. Я убедился, что нам их бояться
таким образом нечего. В жизни, в принципах мы составляем особое целое, а
так, одною наружною стороною, отчего же нам не соприкасаться с ними?.. Я подумаю,
и мы, кажется, даже уничтожим декады, а назначим простые дни в неделю, — это даже будет полезно для пропаганды.
Она вошла тихо
и села на диван. Длиннополый старичок подвигался вдоль ряда висевших по стене картин, стараясь переступать
так, чтобы его скрипучие козловые сапожки не издали ни одного трескучего звука. Блондин, стоя возле развалившегося тапера, искательно разговаривал с ним, но получал от нахала самые невнимательные ответы. Суровый старик держался совсем гражданином: заговорить с ним о чем-нибудь,
надо было напустить на себя смелость.
— Нет, этого, должно, не надеется: денег у меня опять просила. «Ты, говорит, Лука Никонович, мужикам даешь, а мне дать не хочешь». — «Мужики, говорю, ваше превосходительство, деньгу в дело обращают, а вам на что она?» — «Видишь, говорит, я внучку снаряжаю». — «Ну, говорю, это, сударыня, кабы за ровню, точно что помочь
надо; а
такой, говорю, почтенный жених этакую невесту
и без всего должен взять да на ручках носить
и пыль обдувать».
Неточные совпадения
«Не
надо бы
и крылышек, // Кабы нам только хлебушка // По полупуду в день, — //
И так бы мы Русь-матушку // Ногами перемеряли!» — // Сказал угрюмый Пров.
— А кто сплошал,
и надо бы // Того тащить к помещику, // Да все испортит он! // Мужик богатый… Питерщик… // Вишь, принесла нелегкая // Домой его на грех! // Порядки наши чудные // Ему пока в диковину, //
Так смех
и разобрал! // А мы теперь расхлебывай! — // «Ну… вы его не трогайте, // А лучше киньте жеребий. // Заплатим мы: вот пять рублей…»
Идем домой понурые… // Два старика кряжистые // Смеются… Ай, кряжи! // Бумажки сторублевые // Домой под подоплекою // Нетронуты несут! // Как уперлись: мы нищие — //
Так тем
и отбоярились! // Подумал я тогда: // «Ну, ладно ж! черти сивые, // Вперед не доведется вам // Смеяться
надо мной!» //
И прочим стало совестно, // На церковь побожилися: // «Вперед не посрамимся мы, // Под розгами умрем!»
Его послушать
надо бы, // Однако вахлаки //
Так обозлились, не дали // Игнатью слова вымолвить, // Особенно Клим Яковлев // Куражился: «Дурак же ты!..» // — А ты бы прежде выслушал… — // «Дурак же ты…» // —
И все-то вы, // Я вижу, дураки!
А если
и действительно // Свой долг мы ложно поняли //
И наше назначение // Не в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью //
И жить чужим трудом, //
Так надо было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную //
И думал век
так жить… //
И вдруг… Владыко праведный!..»