Неточные совпадения
Шли тихим, солидным шагом пожилые монахини в
таких шапках
и таких же вуалях,
как носила мать Агния
и мать Манефа; прошли три еще более суровые фигуры в длинных мантиях, далеко волокшихся сзади длинными шлейфами; шли
так же чинно
и потупив глаза в землю молодые послушницы в черных остроконечных шапочках.
Верстовой столб представляется великаном
и совсем
как будто идет,
как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита смотрит горою,
и запоздалая овца, торопливо перебегающая по разошедшимся половицам моста,
так хорошо
и так звонко стучит своими копытками, что никак не хочется верить, будто есть люди, равнодушные к красотам природы, люди, способные то
же самое чувствовать, сидя вечером на каменном порожке инвалидного дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые ночи, когда
и сонная река, покрывающаяся туманной дымкой, <
и> колеблющаяся возле ваших ног луговая травка,
и коростель, дерущий свое горло на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа, будем тихи теперь, теперь
такая пора тихая».
— Маленькое! Это тебе
так кажется после Москвы. Все
такое же,
как и было. Ты смотри, смотри, вон судьи дом, вон бойницы за городом, где скот бьют, вон каланча. Каланча-то, видишь желтую каланчу? Это над городническим домом.
— Да вот вам, что значит школа-то,
и не годитесь,
и пронесут имя ваше яко зло, несмотря на то, что директор нынче все настаивает, чтоб я почаще навертывался на ваши уроки.
И будет это скоро, гораздо прежде, чем вы до моих лет доживете. В наше-то время отца моего учили, что от трудов праведных не наживешь палат каменных,
и мне то
же твердили, да
и мой сын видел,
как я не мог отказываться от головки купеческого сахарцу; а нынче все это двинулось, пошло,
и школа будет сменять школу.
Так, Николай Степанович?
—
Как же! Ах, Женька, возьми меня, душка, с собою. Возьми меня, возьми отсюда.
Как мне хорошо было бы с вами.
Как я счастлива была бы с тобою
и с твоим отцом. Ведь это он научил тебя быть
такой доброю?
— Да,
как же! Нет, это тебя выучили быть
такой хорошей. Люди не родятся
такими,
какими они после выходят. Разве я была когда-нибудь
такая злая, гадкая,
как сегодня? — У Лизы опять навернулись слезы. Она была уж очень расстроена: кажется, все нервы ее дрожали,
и она ежеминутно снова готова была расплакаться.
— А краснеют-то нынешние институтки еще
так же точно,
как и прежние, — продолжал шутить старик.
В этой комнате было
так же холодно,
как и в гостиной,
и в зале, но все-таки здесь было много уютнее
и на вид даже как-то теплее.
Но все-таки нет никакого основания видеть в этих людях виновников всей современной лжи,
так же как нет основания винить их
и в заводе шутов
и дураков, ибо
и шуты,
и дураки под различными знаменами фигурировали всегда
и будут фигурировать до века.
—
И сейчас
же рассуждает: «Но ведь это, говорит, пройдет; это там, в институте, да дома легко прослыть умницею-то, а в свете,
как раз да два щелкнуть хорошенько по курносому носику-то,
так и опустит хохол».
В своей чересчур скромной обстановке Женни, одна-одинешенька, додумалась до многого. В ней она решила, что ее отец простой, очень честный
и очень добрый человек, но не герой, точно
так же,
как не злодей; что она для него дороже всего на свете
и что потому она станет жить только
таким образом, чтобы заплатить старику самой теплой любовью за его любовь
и осветить его закатывающуюся жизнь. «Все другое на втором плане», — думала Женни.
— Ничего. Я не знаю, что вы о ней сочинили себе: она
такая же —
как была. Посолиднела только,
и больше ничего.
— Да
какая ж драма? Что ж, вы на сцене изобразите,
как он жену бил,
как та выла, глядючи на красный платок солдатки, а потом головы им разнесла?
Как же это ставить на сцену! Да
и борьбы-то нравственной здесь не представите, потому что все грубо, коротко. Все не борется, а… решается. В
таком быту народа у него нет своей драмы, да
и быть не может: у него есть уголовные дела, но уж никак не драмы.
Если человек выходил
как раз в меру этой кровати, то его спускали с нее
и отпускали; если
же короток, то вытягивали
как раз в ее меру, а длинен,
так обрубали, тоже
как раз в ее меру.
Глядя теперь на покрывавшееся пятнами лицо доктора, ей стало жаль его, едва ли не
так же нежно жаль,
как жалела его Женни,
и докторше нельзя было бы посоветовать заговорить в эти минуты с Лизою.
— Цели Марфы Посадницы узки, — крикнул Бычков. — Что ж, она стояла за вольности новгородские, ну
и что ж
такое? Что ж
такое государство? — фикция. Аристократическая выдумка
и ничего больше, а свобода отношений есть факт естественной жизни. Наша задача
и задача наших женщин шире. Мы прежде всех разовьем свободу отношений.
Какое право неразделимости? Женщина не может быть собственностью. Она родится свободною: с
каких же пор она делается собственностью другого?
Рогнеда Романовна не могла претендовать ни на
какое первенство, потому что в ней надо всем преобладало чувство преданности, а Раиса Романовна
и Зоя Романовна были особы без речей. Судьба их некоторым образом имела нечто трагическое
и общее с судьбою Тристрама Шанди. Когда они только что появились близнецами на свет, повивальная бабушка, растерявшись, взяла вместо пеленки пустой мешочек
и обтерла им головки новорожденных. С той
же минуты младенцы сделались совершенно глупыми
и остались
такими на целую жизнь.
Розанов только чувствовал, что
и здесь опять как-то все гадко
и неумно будто. Но иногда,
так же как Райнер размышлял о народе, он размышлял об этих людях: это они кажутся
такими, а черт их знает, что они думают
и что могут сделать.
Обе эти комнаты были совершенно пусты
так же,
как и все остальные покои пустого дома.
— Эх-ма-хма! — протянул, немного помолчав
и глубоко вздохнув, Стрепетов. — Какие-то социалисты да клубисты! Бедная ты, наша матушка Русь. С
такими опекунами да помощниками не скоро ты свою муштру отмуштруешь. Ну, а эти мокроногие у вас при
каких же должностях?
— Да
как же не ясно? Надо из ума выжить, чтоб не видать, что все это безумие. Из раскольников, смирнейших людей в мире, которым дай только право молиться свободно да верить по-своему, революционеров посочинили. Тут… вон… общину в коммуну перетолковали: сумасшествие, да
и только! Недостает, чтоб еще в храме Божием манифестацию сделали: разные этакие афиши, что ли, бросили…
так народ-то еще один раз кулаки почешет.
— Ну
как же!
Так и чирий не сядет, а все почесать прежде надо, — отрекался Бычков.
«Ну что ж, — думал он, — ну я здесь, а они там; что ж тут прочного
и хорошего. Конечно, все это лучше, чем быть вместе
и жить черт знает
как, а все
же и так мало проку. Все другом пустота какая-то… несносная пустота. Ничего,
таки решительно ничего впереди, кроме труда, труда
и труда из-за одного насущного хлеба. Ребенок?.. Да бог его знает, что
и из него выйдет при
такой обстановке», — думал доктор, засыпая.
—
Как же это, он, стало быть,
и там ее никому не показывал? — крикнула в исступлении маркиза. — Гаааа! Нэда! что ж это
такое? Это какой-то уездный Отелло: слышишь, он
и там никуда не пускал жену.
То она твердо отстаивала то, в чем сама сомневалась; то находила удовольствие оставлять под сомнением то, чему верила; читала много
и жаловалась, что все книги глупы; задумывалась
и долго смотрела в пустое поле, смотрела
так, что не было сомнения,
как ей жаль кого-то,
как ей хотелось бы что-то облегчить, поправить, —
и сейчас
же на языке насмешка, часто холодная
и неприятная, насмешка над чувством
и над людьми чувствительными.
Так она, например, вовсе не имела определенного плана,
какой характер придать своему летнему житью в Богородицком, но ей положительно хотелось прожить потише, без тревог, — просто отдохнуть хотелось. Бертольди
же не искала
такой жизни
и подбивала Лизу познакомиться с ее знакомыми. Она настаивала позвать к себе на первый раз хоть Бычкова, с которым Лиза встречалась у маркизы
и у Бертольди.
—
Какие документы? Что это
такое документы? — с гримаской спросила Бертольди. — Кого это может компрометировать? Нам надоела шваль, мы ищем порядочных людей —
и только. Что ж, пусть все это знают: не генерала
же мы к себе приглашаем.
— Да зачем
же? Вы ведь с Бычковым давно знакомы: можете просто пригласить его,
и только. К чему
же тут все это путать?
И то, что вы его приглашаете «только
как порядочного человека», совсем лишнее. Неужто он
так глуп, что истолкует ваше приглашение как-нибудь иначе, а это письмо просто вас компрометирует своею…
Доктор, с которым Полинька
и Лиза шли под руку, почувствовал, что Калистратова от этой встречи
так и затрепетала,
как подстреленная голубка. В эту
же минуту голиаф, оставив товарищей
и нагнувшись к Полинькиному ребенку, который шел впереди матери, схватил
и понес его.
— Из разных мест, братец; здравствуйте, Полина Петровна, — добавил он, снимая свой неизменный блин с голубым околышем,
и сейчас
же продолжал: — взопрел, братец,
как лошадь;
такой узлище тяжелый, чтоб его черт взял совсем.
Так проводили время наши сокольницкие пустынники,
как московское небо стало хмуриться,
и в одно прекрасное утро показался снежок. Снежок, конечно, был пустой, только выпал
и сейчас
же растаял; но тем не менее он оповестил дачников, что зима стоит недалеко за Валдайскими горами. Надо было переезжать в город.
Шло обыкновенно
так,
как всегда шло все в семье Бахаревых
и как многое идет в других русских семьях. Бесповодная или весьма малопричинная злоба сменялась столь
же беспричинною снисходительностью
и уступчивостью, готовою доходить до самых непонятных размеров.
Вязмитинов отказался от усилий дать жене видное положение
и продолжал уравнивать себе дорогу. Только изредка он покашивался на Женни за ее внимание к Розанову, Лизе, Полиньке
и Райнеру, тогда
как он не мог от нее добиться
такого же или даже хотя бы меньшего внимания ко многим из своих новых знакомых.
— Ну, по крайней мере я пока понимал это
так и искал чести принадлежать только к
такому союзу, где бы избытки средств, данных мне природою
и случайностями воспитания, могли быть разделены со всеми по праву, которое я признаю за обществом, но о
таком союзе,
каким он выходит, судя по последним словам господина Белоярцева, я
такого же мнения,
как и господин Кусицын.
Это мнение я высказал всем нашим, но тут
же убедился, что эта мера, несмотря на всю свою справедливость, вовсе не
так практична
и легко применима,
как мне казалось прежде.
— А
как же:
так и давать им все?
— Жила она безалаберно, тратила много
и безрасчетливо, давала взаймы
и начинала последнюю сотню рублей
так же весело
и беспечно,
как тогда, когда, приехав в столицу, расщипала трехтысячную связку ассигнаций.
— Нет, она, господа, пьяница будет, — шутила madame Мечникова, находившаяся
так же,
как и все, под влиянием вина, волновавшего ее
и без того непослушную кровь.
— У каждой женщины есть своя воля,
и каждая сама может распорядиться собою
как хочет. Человек не вправе склонять женщину, точно
так же как не вправе
и останавливать ее, если она распоряжается собою сама.
Подписи не было, но тотчас
же под последнею строкою начиналась приписка бойкою мужскою рукою: «
Так как вследствие особенностей женского организма каждая женщина имеет право иногда быть пошлою
и надоедливою, то я смотрю на ваше письмо
как на проявление патологического состояния вашего организма
и не придаю ему никакого значения; но если вы
и через несколько дней будете рассуждать точно
так же, то придется думать, что у вас есть та двойственность в принципах, встречая которую в человеке от него нужно удаляться.
— Э! полноте, Белоярцев! Повторяю, что мне нет никакого дела до того, что с вами произошел какой-то кур-кен-переверкен. Если между нами есть,
как вы их называете, недоразумения,
так тут ни при чем ваши отрицания. Мой приятель Лобачевский несравненно больший отрицатель, чем все вы; он даже вон отрицает вас самих со всеми вашими хлопотами
и всего ждет только от выработки вещества человеческого мозга, но между нами нет
же подобных недоразумений. Мы не мешаем друг другу.
Какие там особенные принципы!..
Редкая,
как бы нехотя, дернет клочок сена из стога, к которому их поставили, лениво повернет два-три раза челюстями
и с непроглоченным сеном во рту начинает дрожать
и жаться к опустившей голову
и так же дрожащей соседке.
Лиза попробовала было сказать, что она не хочет чаю
и не выйдет, но первый звук ее собственного голоса действовал на нее
так же раздражающе,
как и чужой.
—
Так же счастливы,
как и ваши, — отвечала она
и, по-видимому, была совершенно спокойна.
— Ну
как же, важное блюдо на лопате твой писатель. Знаем мы их — теплые тоже ребята; ругай других больше, подумают, сам, мол, должно, всех умней. Нет, брат, нас с дороги этими сочинениями-то не сшибешь. Им там сочиняй да сочиняй, а тут что устроил,
так то
и лучше того, чем не было ничего. Я, знаешь, урывал время, все читал, а нонче ничего не хочу читать — осерчал.