Неточные совпадения
Все ее личико с несколько вздернутым,
так сказать курносым, задорным носиком, дышит умом, подвижностью и энергией, которой читатель мог не заподозрить в ней, глядя, как она поднималась с лавки постоялого двора.
— Слышу, Лиза, или, лучше
сказать, чувствую, — отвечала та, охая от получаемых толчков, но все-таки еще придерживаясь подушки.
— Да, нахожу. Нахожу, что все эти нападки неуместны, непрактичны, просто
сказать, глупы. Семью нужно переделать,
так и училища переделаются. А то, что институты! У нас что ни семья, то ад, дрянь, болото. В институтах воспитывают плохо, а в семьях еще несравненно хуже.
Так что ж тут институты? Институты необходимое зло прошлого века и больше ничего. Иди-ка, дружочек, умойся: самовар несут.
— По правде
сказать,
так всего более спать хочется, — отвечала Лиза.
— Раздуйте самоварчик, —
сказала, входя, сестра Феоктиста. — Ну,
так спать? — добавила она, обратясь к девицам.
— На постель, на постель, мой ангел. Тетушка
так сказала, — отвечала сестра Феоктиста.
Дамы шли тоже
так торопливо, что Ольга Сергеевна, несколько раз споткнувшись на подол своего длинного платья, наконец приостановилась и, обратясь к младшей дочери,
сказала...
— Во-первых, не от единомыслия, а,
так сказать, от единоспособности с вами, — заметил смотритель.
— Да, — хорошо, как можно будет, а не пустят,
так буду сидеть. — Ах, боже мой! —
сказала она, быстро вставая со стула, — я и забыла, что мне пора ехать.
— Она хозяйничает; у нее все
так хорошо,
так тихо, что не вышел бы из дома, — сочла нужным
сказать Лиза.
— Здравствуй, Женичка! — безучастно произнесла Ольга Сергеевна, подставляя щеку наклонившейся к ней девушке, и сейчас же непосредственно продолжала: — Положим, что ты еще ребенок, многого не понимаешь, и потому тебе, разумеется, во многом снисходят; но, помилуй,
скажи, что же ты за репутацию себе составишь? Да и не себе одной: у тебя еще есть сестра девушка. Положим опять и то, что Соничку давно знают здесь все, но все-таки ты ее сестра.
— Да что же понимать, maman? — совсем нетерпеливо спросила после короткой паузы Лиза. — У тети Агнии я
сказала свое мнение, может быть, очень неверное и, может быть, очень некстати, но неужто это уж
такой проступок, которым нужно постоянно пилить меня?
Шаг ступлю — не
так ступила; слово
скажу — не
так сказала; все не
так, все им не нравится, и пойдет на целый день разговор.
— Не станем больше спорить об этом. Ты оскорблена и срываешь на мне свое сердце. Мне тебя
так жаль, что я и
сказать не умею, но все-таки я с тобой, для твоего удовольствия, не поссорюсь. Тебе нынче не удастся вытянуть у меня дерзость; но вспомни, Лиза, нянину пословицу, что ведь «и сырые дрова загораются».
Так они дошли молча до самого сада. Пройдя
так же молча несколько шагов по саду, у поворота к тополевой аллее Лиза остановилась, высвободила свою руку из руки Гловацкой и, кусая ноготок, с теми же, однако, насупленными бровками,
сказала...
— Что ж, я говорю правду, мне это больно; я никогда не забуду, что
сказала тебе. Я ведь и в ту минуту этого не чувствовала, а
так сказала.
— А у нас-то теперь, — говорила бахаревская птичница, — у нас скука престрашенная… Прямо
сказать, настоящая Сибирь, как есть Сибирь. Мы словно как в гробу живем. Окна в доме заперты, сугробов нанесло, что и не вылезешь: живем старые да кволые. Все-то наши в городе, и таково-то нам часом бывает скучно-скучно, а тут как еще псы-то ночью завоют,
так инда даже будто как и жутко станет.
«Я вот что, я покажу… что ж я покажу? что это в самой вещи? Ни одной привязанности устоявшейся, серьезной: все как-то, в самом деле, легко… воздушно…
так сказать… расплывчато. Эка натура проклятая!»
Потребляемых вещей Масленников жертвовать не любил: у него было сильно развито стремление к монументальности, он стремился к некоторому,
так сказать, даже бессмертию: хотел жить в будущем.
А он, вообрази ты себе, верно тут свою теорию насчет укрощения нравов вспомнил; вдруг принял на себя этакой какой-то смешной, даже вовсе не свойственный ему, серьезный вид и этаким, знаешь, внушающим тоном и
так, что всем слышно, говорит: «Извините, mademoiselle, я вам
скажу франшеман, [откровенно (франц.)] что вы слишком резки».
Вся кровь моя бросилась в лицо, и я ему
так же громко ответила: «Извините и меня, monsieur, я тоже
скажу вам франшеман, что вы дурак».
Напротив, и исправник, и судья, и городничий, и эскадронный командир находили, что Розанов «тонлр», чту выражало некоторую,
так сказать, пренебрежительность доктора к благам мира сего и неприятную для многих его разборчивость на род взятки.
Был у молодой барыни муж, уж
такой был человек, что и
сказать не могу, — просто прелесть что за барин.
— До свидания, доктор, — и пожала его руку
так, как Ж енщины умеют это делать, когда хотят рукою
сказать: будем друзьями.
Лиза проехала всю дорогу, не
сказав с Помадою ни одного слова. Она вообще не была в расположении духа, и в сером воздухе, нагнетенном низко ползущим небом, было много чего-то
такого, что неприятно действовало на окисление крови и делало человека способным легко тревожиться и раздражаться.
Ответа снова не было, но усиленный удар гребца
сказал за него: «Да, я
так и думал».
— Я вам
сказала, что вы меня обидите и лишите права принять со временем от вас, может быть, большую услугу. —
Так уедете? — спросила она, вставая, когда лодка причаливала к берегу.
— Ну, о то ж само и тут. А ты думаешь, что як воны що
скажут,
так вже и бог зна що поробыться! Черт ма! Ничего не буде з московьскими панычами. Як ту письню спивают у них: «Ножки тонки, бочка звонки, хвостик закорючкой». Хиба ты их за людей зважаешь? Хиба от цэ люди? Цэ крученые панычи, та и годи.
— Как странно, —
сказала она мужу, проводив гостя, — мне этот человек всегда представлялся
таким желчным, насмешливым и сердитым, а он
такой милый и простой.
— А то что ж еще? — с улыбкою ответил Пархоменко и, сев с некоторою,
так сказать, либеральною важностию на кресло, тотчас же засунул указательный палец правой руки в глаз и выпятил его из орбиты.
— Все
так, все
так, —
сказал он, наконец, после двухчасового спора, в котором никто не принимал участия, кроме его, Бычкова и Арапова, — только шкода людей, да и нима людей. Что ж эта газета, этиих мыслйй еще никто в России не понимает.
— А!
Так бы вы и
сказали: я бы с вами и спорить не стал, — отозвался Бычков. — Народ с служащими русскими не говорит, а вы послушайте, что народ говорит с нами. Вот расспросите Белоярцева или Завулонова: они ходили по России, говорили с народом и знают, что народ думает.
— Низость, это низость — ходить в дом к честной женщине и петь на ее счет
такие гнусные песни. Здесь нет ее детей, и я отвечаю за нее каждому, кто еще
скажет на ее счет хоть одно непристойное слово.
— Я мыслю, я мыслю, — это як мой племянник. Як не выгонит,
так я поседю еще дней кильки. Do jutra, [До завтра (польск.).] —
сказал он, прощаясь с Слободзиньским.
— Я верю, — отвечал каноник и после долгой паузы
сказал: — Я желаю, чтобы вы мне изложили, почему вы
так действовали, как действуете.
—
Так я им завтра дам, что делать, —
сказал с придыханием Кракувка.
На Чистых Прудах все дома имеют какую-то пытливую физиономию. Все они точно к чему-то прислушиваются и спрашивают: «что там
такое?» Между этими домами самую любопытную физиономию имел дом полковника Сте—цкого. Этот дом не только спрашивал: «что там
такое?», но он говорил: «ах, будьте милосердны,
скажите, пожалуйста, что там
такое?»
Маркиза не могла рассуждать спокойно и последовательно; она не могла,
так сказать, рассуждать рассудительно.
Совсем, так-таки совсем был институтский Малек-Адель: вот сейчас поцелует, завернется красным плащом и, улегшись в мусульманскую гробницу,
скажет: «плачь обо мне, прекрасная христианка, и умри на моем гробе».
Его солдатское лицо хранило выражение завистливое, искательное, злое и,
так сказать, человеконенавистное; но он мог быть человеком способным всегда «стать на точку вида» и спрятать в карман доверчивого ближнего.
По гостиной с таинственным, мрачным видом проходил Арапов. Он не дал первого, обычного приветствия хозяйке, но проходил, пожимая руки всем по ряду и не смотря на тех, кого удостоивал своего рукопожатия. К маркизе он тоже отнесся с рядовым приветствием, но что-то ей буркнул
такое, что она, эффектно улыбнувшись,
сказала...
— Вон просил этого буланого, — говорил он, указывая на Белоярцева, —
так что ж, разве он
скажет за кого слово: ад холодный.
— Только вот, Розанов, если вас Пармен Семенович позовет лечить у себя кого-нибудь,
так уж, предупреждаю вас, не ездите, —
сказал Лобачевский.
— Не все понимаем, —
сказала хозяйка. — Это из Белой Криницы иноки, что по поповщине, принесли. Помогать, точно, во всем помогает, а не понимаем. Тови-то, это мы поняли; должно, что поняли; а стомаха, уж все спор идет. Что
такое это стомаха?
— Как? Одно слово: взял да и пустил. Теперь, к примеру
скажем, я. Я небольшой человек, кто как разумеет, может и совсем человек маленький, а я центральный человек. У нас теперь по низовью рыбацкие артели: несколько сот артель одна,
так что ж мне.
— Во второй раз слышу и никак в толк не возьму. Что ж тут
такого? Ведь речей неудобных, конечно, никто не
скажет.
— Не лучше ли бы, уж если
так, то примкнуть к воскресным школам, —
сказал Розанов.
— А может быть, человечеству полезнее будет, чтоб мы были помногостороннее,
так сказать, увлекались бы немножко.
— Чего вы
так беспокоитесь? —
сказал он успокоительно.
В его фигуре и лице было что-то весьма сложное,
так сказать, немецко-вахмистровски-полицейско-гусарское. Видно было, однако, что он умен, ловок, не разборчив на средства и с известной стороны хороший знаток человеческого сердца.