Среди такого рода беседы вдруг неожиданно дрогнул дверной звонок и почтальон
подал письмо, адресованное генералу в Москву, а оттуда пересланное в Петербург, в гостиницу, и там направленное наконец сюда, на новое его помещение.
Неточные совпадения
— На, — отвечала Бодростина, бросая на руки девушке свою бархатную куртку и жилет, — сними с меня сапоги и
подай мне
письмо, — добавила она, полуулегшись на диван, глубоко уходящий в нишу окна.
Горданов запечатал это
письмо и, надписав его «в Петербург, Алине Александровне Висленевой»,
подал конверт слуге, сказав: «Сию минуту сдай на почту, но прежде отнеси эти цветы Ларисе Платоновне Висленевой».
Висленев повернул два раза в руках это
письмо Ванскок и хотел уже его бросить, как горничная квартирной хозяйки
подала ему другой конверт, надписанный тою же рукой и только что сию минуту полученный.
Прошел месяц, в течение которого дела в городе, приютившем Горданова с Висленевым, подвинулись вперед весьма значительно. Первые вести оттуда читаем в
письме, которое департаментский сторож
подал сегодня на подносике вице-директору Григорию Васильевичу Акатову, родному брату Глафиры Васильевны Бодростиной.
Висленев появился с лампой, и вдвоем с Гордановым стал исправлять нарушенный на столе порядок, а Глафира Васильевна, не теряя минуты, вошла к себе в комнату и, достав из туалетного ящика две радужные ассигнации,
подала их горничной, с приказанием отправить эти деньги завтра в Петербург, без всякого
письма, по адресу, который Бодростина наскоро выписала из
письма Ципри-Кипри.
— Вот вам
письмо к этой Ларисе, — ответил ей на это Горданов, и
подал конверт.
Когда последняя
подала ему известное нам
письмо Горданова, Подозеров, пробежав его, содрогнулся, откинул далеко от себя листок и проговорил...
— Я не переставая думаю о том же. И вот что я начал писать, полагая, что я лучше скажу письменно и что мое присутствие раздражает ее, — сказал он,
подавая письмо.
Неточные совпадения
Алексей Александрович грустно усмехнулся, посмотрел на шурина и, не отвечая, подошел к столу, взял с него начатое
письмо и
подал шурину.
Дома Кузьма передал Левину, что Катерина Александровна здоровы, что недавно только уехали от них сестрицы, и
подал два
письма. Левин тут же, в передней, чтобы потом не развлекаться, прочел их. Одно было от Соколова, приказчика. Соколов писал, что пшеницу нельзя продать, дают только пять с половиной рублей, а денег больше взять неоткудова. Другое
письмо было от сестры. Она упрекала его за то, что дело ее всё еще не было сделано.
— Вот я и прочла твое
письмо, — сказала Кити,
подавая ему безграмотное
письмо. — Это от той женщины, кажется, твоего брата… — сказала она. — Я не прочла. А это от моих и от Долли. Представь! Долли возила к Сарматским на детский бал Гришу и Таню; Таня была маркизой.
— Как же, а я приказал самовар. Я, признаться сказать, не охотник до чаю: напиток дорогой, да и цена на сахар поднялась немилосердная. Прошка! не нужно самовара! Сухарь отнеси Мавре, слышишь: пусть его положит на то же место, или нет,
подай его сюда, я ужо снесу его сам. Прощайте, батюшка, да благословит вас Бог, а письмо-то председателю вы отдайте. Да! пусть прочтет, он мой старый знакомый. Как же! были с ним однокорытниками!
Сколько я ни спрашивала, больше она мне ничего не сказала, только приказала
подать столик, пописала еще что-то, при себе приказала запечатать
письмо и сейчас же отправить. После уж все пошло хуже да хуже.