Неточные совпадения
— Да-с, вы нас благословите-с! — прибавил тихим, но металлическим голосом генерал и,
немного сморщась, согнул свои ноги и опустился рядом с Сашей
на колени.
«Это что-нибудь недоброе!» — мелькнуло во взгляде Ларисы, брошенном
на Синтянину; та поняла и, сама
немного изменясь в лице, сказала майору...
— Да-а-с, сумасшедший, а вы что же меня допрашиваете! Мы ведь здесь с вами двое с глаза
на глаз, без свидетелей, так вы
немного с меня возьмете, если я вам скажу, что я этому не верю и что верить здесь нечему, потому что пятьдесят тысяч были, они действительно украдены, и они в руках Кишенского, и из них уже вышло не пятьдесят тысяч, а сто пятьдесят, и что же вы, наконец, из всего этого возьмете?
Висленев
немного смешался, но Павел Николаевич протянул ему братски руки и заговорил с ним
на ты. Через минуту он уже сидел мирно за столом и вел с Висленевым дружеский разговор о литературе и о литературных людях, беспрестанно вовлекая в беседу и Меридианова, который, впрочем, все кряхтел и старался отмалчиваться. Не теряя напрасно времени, Горданов перешел и к содержанию бумаг, присланных им Висленеву чрез Ванскок.
В продолжение двух часов, которые Иосаф Платонович провел в квартире Горданова, расхаживая по комнате и кусая себе в волнении ногти, Павел Николаевич все вел переговоры, и наконец возвратился
немного рассерженный и
на первых же порах изругал Кишенского и Алину самыми энергическими словами.
— Извольте же! — возгласил еще раз Форов и, оглянувшись
на высматривавшего из-за куста Висленева, стал
немного в стороне,
на половине расстояния между поединщиками. — Я буду говорить теперь вам: раз и два, и три и вы по слову «т р и» каждый спустите курок.
Бодростина вместо ответа спокойно подала ему свою правую руку, а левой откинула вуаль. Она тоже несколько переменилась с тех пор, как мы ее видели отъезжавшею из хуторка генеральши с потерпевшим тогда неожиданное поражение Гордановым. Глафира Васильевна
немного побледнела, и прекрасные говорящие глаза ее утратили свою беспокойную тревожность: они теперь смотрели сосредоточеннее и спокойнее, и
на всем лице ее выражалась сознательная решимость.
Исключение составляли люди надменные и хитрые: этих Катерина Астафьевна, по прямоте своей натуры, ненавидела; но, во-первых, таких людей, слава богу, было
немного в армейском полку, куда Форов попал по своему капризу, несмотря
на полученное им высшее военное образование; во-вторых, майор, весьма равнодушный к себе самому и, по-видимому, никогда не заботившийся ни о каких выгодах и для Катерины Астафьевны, не стерпел бы ни малейшего оскорбления, ей сделанного, и наконец, в-третьих, «майорша» и сама умела постоять за себя и дать сдачи заносчивому чванству.
Через месяц заем повторился еще
на одну тысячу, а
немного спустя встретился еще экстренный случай, по которому потребовалось три тысячи…
— Как это, однако, глупо, что я оставила незапертою дверь за этим болваном! — подумала Бодростина, и хотя не струсив, однако
немного покраснев от мысли, что во время дремоты к ней очень легко мог забраться вор или даже дерзкий грабитель, который, будучи теперь захвачен ею
на месте преступления, может ни за что ни про что пырнуть ее ножом и дать всей судьбе ее такое заключение, никого она сама никак не выводила ни из своего прошлого, ни из настоящего.
Иосаф Платонович нисколько не протестовал против данной ему клички человека сумасшедшего, даже более: он содействовал укреплению установившегося мнения, ибо, не желая притворяться сумасшедшим, был как нельзя более похож
на помешанного, и Горданов, поговорив с ним
немного, убедился, что Жозеф в самом деле не в здравом рассудке: он ничего не сообщал и только хлопотал об одном: чтобы находиться в комнате, постоянно запертой
на замок, ключ от которого был бы у него в кармане.
Спор становился очень затруднительным, только было слышно: «Кавель Кавеля», «нет, Кавель Кавеля».
На чьей стороне была правда ветхозаветного факта — различить было невозможно, и дело грозило дойти до брани, если бы в ту минуту неразрешаемых сомнений из темной мглы
на счастье не выплыл маленький положайник Ермолаич и, упадая от усталости к пенушку, не заговорил сладким,
немного искусственным голосом.
По переходе Синтяниных в их новое помещение,
на другой день вечером, все эти три лица опять собрались вместе и, ведя тихую беседу пред камином, вспоминали
немногих милых им лиц, остающихся еще там,
на теплых пажитях, и заговорили о Евангеле и о Форове.
Самый этот слепец, который, видишь, сидит под вязом, неразлучный спутник мой, исполняющий мои желания, будто очами сердечными прозирает в моем сердце, готовый жертвовать для меня своею жизнью, почитающий меня своим благодетелем, сыном, другом, заключающий во мне все, что осталось ему дорогого
на немногие дни его жизни, — поверишь ли? — святой этот старец есть только темное орудие моих действий.
Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что
на сердце, то и
на языке. Конечно, прилгнул
немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь
на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Немного спустя после описанного выше приема письмоводитель градоначальника, вошедши утром с докладом в его кабинет, увидел такое зрелище: градоначальниково тело, облеченное в вицмундир, сидело за письменным столом, а перед ним,
на кипе недоимочных реестров, лежала, в виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова… Письмоводитель выбежал в таком смятении, что зубы его стучали.
Левин боялся
немного, что он замучает лошадей, особенно и левого, рыжего, которого он не умел держать; но невольно он подчинялся его веселью, слушал романсы, которые Весловский, сидя
на козлах, распевал всю дорогу, или рассказы и представления в лицах, как надо править по-английски four in hand; [четверкой;] и они все после завтрака в самом веселом расположении духа доехали до Гвоздевского болота.
—
На столе, — отвечал Матвей, взглянул вопросительно, с участием,
на барина и, подождав
немного, прибавил с хитрою улыбкой: — От хозяина извозчика приходили.
Но он видел это по лицу Лизаветы Петровны: лицо Лизаветы Петровны было строго и бледно и всё так же решительно, хотя челюсти ее
немного подрагивали, и глаза ее были пристально устремлены
на Кити.