Неточные совпадения
— Ну, позвольте, позвольте! Однако ведь неверный — это одно дело, а вор — это совсем другое.
Поляки народ амбиционный, и о них этак
думать… не того… нечестно.
— Да позвольте, пожалуйста, — перебивает вдохновленный Марко рассказчик, — «этак
думать», «этак
думать»; а сами, наверное, вовсе и не знаете, о каком думанье говорится… О воровстве нет и речи, нет и подозрения, а
поляку именно то самое и принадлежит, что сами ему присвоиваете, — то есть именно амбиция.
— Ну да — если нельзя достать, так тогда, разумеется, нечего… А только, я
думаю, все-таки это пока лучше оставить так… Теперь ведь уж несколько времени прошло, а через год этот
поляк ведь дал слово приехать… Я
думаю, он свое слово сдержит. А вот вы расскажите мне, как по-духовному надо
думать о снах? Пустяки они или нет?
Неточные совпадения
— В университете учатся немцы,
поляки, евреи, а из русских только дети попов. Все остальные россияне не учатся, а увлекаются поэзией безотчетных поступков. И страдают внезапными припадками испанской гордости. Еще вчера парня тятенька за волосы драл, а сегодня парень считает небрежный ответ или косой взгляд профессора поводом для дуэли. Конечно, столь задорное поведение можно счесть за необъяснимо быстрый рост личности, но я склонен
думать иначе.
— Я, дура, к нему тоже забежала, всего только на минутку, когда к Мите шла, потому разболелся тоже и он, пан-то мой прежний, — начала опять Грушенька, суетливо и торопясь, — смеюсь я это и рассказываю Мите-то: представь, говорю, поляк-то мой на гитаре прежние песни мне вздумал петь,
думает, что я расчувствуюсь и за него пойду.
Я сначала
думала, что он этого своего длинного поляка-то стыдится.
— Еще бы не раздражен, завтра судят. И шла с тем, чтоб об завтрашнем ему мое слово сказать, потому, Алеша, страшно мне даже и
подумать, что завтра будет! Ты вот говоришь, что он раздражен, да я-то как раздражена! А он об
поляке! Экой дурак! Вот к Максимушке небось не ревнует.
Это сообщение меня поразило. Итак — я лишился друга только потому, что он
поляк, а я — русский, и что мне было жаль Афанасия и русских солдат, когда я
думал, что их могут убить. Подозрение, будто я радуюсь тому, что теперь гибнут
поляки, что Феликс Рыхлинский ранен, что Стасик сидит в тюрьме и пойдет в Сибирь, — меня глубоко оскорбило… Я ожесточился и чуть не заплакал…