Неточные совпадения
Сами мы все
жили в трех комнатках, а для князя она все хотела, чтобы весь дом в параде был, и дума ее сиятельства была такая, что если его еще будет преследовать несчастие,
то чтоб он нашел какой-нибудь способ объясниться с главнокомандующим или государю бы все от чистого сердца объяснил и вышел в отставку.
«Я, — говорит, — Ольга, так решила, что лишь бы он здоров сюда приехал, а
то уж мы отсюда никуда не поедем. Так здесь и будем
жить, как свекор с свекровью
жили, а
то они, эти не понимающие справедливости и воли божией люди, его замучат».
«Патрикей! я этого не люблю: ты с чем пришел,
то должен сделать.
Жив князь?»
С
той поры, как она впервые себя сознала, до
тех пор, как сказала пред смертью: «Приими дух мой», она никогда не думала о себе и
жила для других, а преимущественно, разумеется, для своей семьи.
Вся эта эпопея разыгралась еще в
то время, когда бабушка
жила в Петербурге, но завершилась она браком Марии Николаевны как раз к возвращению княгини в Протозаново. Ольга Федотовна, узнав как-то случайно Марью Николаевну, отрекомендовала ее в одной из своих вечерних бесед княгине, а
та, имея общую коллекторам страсть к приобретению новых экземпляров, сейчас же пожелала познакомиться с «героиней». (Так она с первого слова назвала Марью Николаевну, выслушав о ней доклад Ольги Федотовны.)
Chaque baron а sà fantaisie, [У каждого барона своя фантазия (франц. поговорка)] а фантазия Патрикея была
та, что он и в дряхлой старости своей, схоронив княгиню Варвару Никаноровну, не поехал в Петербург к своему разбогатевшему сыну, а оставался вольным крепостным после освобождения и
жил при особе дяди князя Якова.
Бабушка в попечительных заботах о благе крестьян хотела знать все, что до них касается, и достигла этого
тем, что
жила совершенно доступною для каждого.
Кто
жил поближе к Протозанову,
тот удостоивался получать решительный ответ поскорее; а кто был из мест более отдаленных,
тому приходилось ожидать подольше.
— Просто к слову, так садись до обеда и скажи мне, пожалуй, что такая за притча, что я тебя ни разу не видала. Столько времени здесь
живу и, кажется, всех у себя перевидела, а тебя не видала. Слышу ото всех, что
живет воин галицкий,
то тут,
то там является защитником, а за меня, за вдову, ни разу и заступиться не приехал… Иль чем прогневала? Так в чем застал, в
том и суди.
— Можно ли-де об этом говорить? Что там от наших глаз спрятано,
того не увидишь, да и не нужно: пока я в этом мире человеком
живу, мне дана заповедь, как
жить, а что после будет,
то никому не известно. Одно полагаю, кто, человеком бывши, своего достоинства не сбережет,
того хоть и ангелом сделай, он и ангельское потеряет.
К немалой ее радости, но вместе с
тем к немалому ее и удивлению, оказалось, что Червев действительно
жил в уездном городе, который почти со всех сторон облегали земли княгини, и из людей, которые были с нею в Петербурге, два человека знали Червева лично: эти люди были Патрикей и Рогожин.
Но каково же было ее удивление, когда
те, кому она передала результат своих неудачных разведок о местопребывании Червева, ответили ей, что местопребывание старика уже отыскано чрез Дмитрия Петровича Журавского, который не прерывал с Червевым сношений и знал, что этот антик теперь
живет в Курске, где учит грамоте детей и наслаждается дружбою «самоучного мещанина Семенова».
Семнадцатилетняя княжна решила как можно скорее оставить материн дом. Выход представлялся один — замужество. Княжна Анастасия никого не любила, ей даже никто не нравился, ей было все равно, за кого бы ее судьба ни вынесла, лишь бы поскорее, лишь бы заставить завидовать себе своих подруг, уехать за границу, а возвратясь оттуда,
жить открытым домом и делать
то же, что делают другие,
то есть «выезжать в свет», к чему бабушка была решительно неспособна и откровенно в этом сознавалась, говоря, что...
Граф ничего не приводил в опровержение этого мнения: он, по-видимому, и сам разделял опасение попасть в ад, но только он не мог переменить веры, потому что имел такой взгляд, что честный человек обязан
жить и умереть в
той религии, в какой он родился.
Подумайте: великий Кеплер говорил, что если бы он мог окинуть взглядом вселенную, но не видал бы жаждущего познания человека,
то он нашел бы свое удивление бесплодным, а я, червяк, без всех решительно сравнений, его ничтожнейший, до сей поры все
жил, не видя никого, кому бы мог сказать о
том, что я своим окинул взором…
— Нет, мой друг, я и обманывать тебя не хочу, — не поеду: зачем? мне тут делать нечего. Здесь место
тому, кому нужны кресты да перстни, а наше благо на пепле растет, и надо в нем копаться, сидя на своем кореню. Было время, и я здесь
жила, но хорошего тоже мало из
того времени помню… а теперь я уже совсем от этого отстала, и слава за
то создателю: надо кому-нибудь и соху с лопатой знать, а наездом хлеба не напашешь.
«Против кого же я пойду? против родной дочери, против зятя? Нет; это не
то: за свою вину я отдам крестьянам все свое, чего их добро стоило… У меня после этого ничего своего не останется, но это полгоря, — без денег легче
жить, чем без чести… Авось сыновья в угле и в куске хлеба мне не откажут… А если и они, если и их мне подменят?»
— Да; только в самом себе… но… все равно… Вы обобрали меня, как птицу из перьев. Я никогда не думала, что я совсем не христианка. Но вы принесли мне пользу, вы смирили меня, вы мне показали, что я
живу и думаю, как все, и ничуть не лучше
тех, о ком говорят, будто они меня хуже… Привычки жизни держат в оковах мою «христианку», страшно… Разорвать их я бессильна… Конец!.. Я должка себя сломать или не уважать себя, как лгунью!
И на этот раз он действительно уже был устроен и притом совсем необыкновенно: посетивший княгиню на Другой день предводитель сообщил ей две новости: во-первых, присланное ему приглашение наблюдать, чтобы княгиня «воспитывала своих сыновей сообразно их благородному происхождению», а во-вторых, известие о
том, что Червев за свои «завиральные идеи» послан
жить под надзором в Белые берега.
Бабушка после этого только скорее заспешила разделом, о котором нечего много рассказать: он был сделан с
тем же благородством, как и выдел княжны Анастасии: моему отцу достались Ретяжи, в которых он уже и
жил до раздела, дяде Якову Конубрь, а бабушка оставалась в Протозанове, от которого она хотя и отказывалась, предоставя детям по жребию делить деревни, в которых были господские дома, но и дядя и отец слышать об этом не хотели и просили мать почтить их позволением оставить в ее владении Протозаново, к которому она привыкла.
Как он проводил свое время в Петербурге, это мне не совсем известно, но судя по
тому, что он был знаком почти со всеми современными ему знаменитостями, надо полагать, что он
жил не исключительно в свете и среди своих военных товарищей, а держался умных кружков: он лично знал Жуковского, Пушкина, Дельвига, Гоголя, Каратыгина и Брюллова, ходил в дом к Толстым, где перезнакомился со всем тогдашним художественным миром и сам с успехом занимался как дилетант и живописью и ваянием, что необыкновенно шло его изящной натуре.
Тетушке Клеопатре Львовне как-то раз посчастливилось сообщить брату Валерию, что это не всегда так было; что когда был
жив папа,
то и мама с папою часто езжали к Якову Львовичу и его жена Софья Сергеевна приезжала к нам, и не одна, а с детьми, из которых уже два сына офицеры и одна дочь замужем, но с
тех пор, как папа умер, все это переменилось, и Яков Львович стал посещать maman один, а она к нему ездила только в его городской дом, где он проводил довольно значительную часть своего времени, живучи здесь без семьи, которая
жила частию в деревне, а еще более за границей.
Дело было в
том, что в городе
жила престарелая вдова купчиха, у которой были два сына и замужняя дочь. Старушка имела неразделенный с детьми капитал и заветное право разделить им детей, когда сама
того пожелает. Но такое желание ей, по русскому купеческому обычаю, долго не приходило, а между
тем в это время зять ее погорел.
На этом основании Софье Сергеевне в деревне не с кем было
жить, и она здесь не
жила, а если изредка и гащивала дома,
то велась только с
теми, кого знала в других местах.
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу
жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не
те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по
жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Бобчинский. Да если этак и государю придется,
то скажите и государю, что вот, мол, ваше императорское величество, в таком-то городе
живет Петр Иванович Бобчинскнй.
Чтобы ему, если и тетка есть,
то и тетке всякая пакость, и отец если
жив у него,
то чтоб и он, каналья, околел или поперхнулся навеки, мошенник такой!
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не любишь пропускать
того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «
то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не
живет где-нибудь инкогнито…