Но
мудрец отвечал, что «хтошь е знает — версты тутотка не меряные», и продолжал вполголоса бранить коренную за то, что она «головизной лягает», то есть дергает головой.
Однажды Конфуция спросили: «Как надо служить духам, и что такое смерть?»
Мудрец ответил: «Когда не умеют служить людям, то где же уметь служить духам. Когда еще не знают, что такое жизнь, то где же знать, что такое смерть». Удивительная мысль эта близка и родна душе Толстого. Разрешения загадки смерти он все время ищет в разрешении загадки жизни.
— Ах, почтенная Пуплия, разве ты позабыла, что все влюбленные люди глупы, а ты не ослабевай и все стой на своем. Так капля долбит камень, и в древности некий мудрец подтвердил это примером. Он имел спор с человеком, который был глуп и упрям, и сказал: «никогда». Никогда — это глупое слово, и
мудрец отвечал: «Никогда не должно говорить никогда». Продолжай свое дело и ты восторжествуешь.
Неточные совпадения
— Себя, конечно. Себя, по завету древних
мудрецов, —
отвечал Макаров. — Что значит — изучать народ? Песни записывать? Девки поют постыднейшую ерунду. Старики вспоминают какие-то панихиды. Нет, брат, и без песен не весело, — заключал он и, разглаживая пальцами измятую папиросу, которая казалась набитой пылью, продолжал:
— Глупо спрашиваешь, Иван! —
ответил Макаров с досадой. — Если б я это знал — я был бы мудрейшим из
мудрецов…
Ответ тот же, как ответ того
мудреца, который, на вопрос прохожего: далеко ли до города?
ответил: «Иди».
— Я, деточка, паче всего боюсь глупости, — со смиренной ядовитостью
ответил Маякин. — Я так полагаю: даст тебе дурак меду — плюнь; даст
мудрец яду — пей! А тебе скажу: слаба, брат, душа у ерша, коли у него щетинка дыбом не стоит…
— Нет, брат, — протяжно
отвечал Зимовейкин, сохраняя все присутствие духа, — нехорошо ты, брат-мудрец, Прохарчин, прохарчинский ты человек! — продолжал Зимовейкин, немного пародируя Семена Ивановича и с удовольствием озираясь кругом. — Ты не куражься! Смирись, Сеня, смирись, не то донесу, все, братец ты мой, расскажу, понимаешь?