Неточные совпадения
Деда, любившего жить пышно, это очень обрадовало, но бабушка, к удивлению многих, приняла новое богатство,
как Поликрат свой возвращенный морем перстень. Она
как бы испугалась этого счастья и прямо
сказала, что это одним людям сверх меры. Она имела предчувствие, что за слепым счастием пойдут беды.
Не знаю уж я, матушка, чту б я ему на это
сказала, потому что у меня от этих его слов решительно даже никакого последнего ума не стало, но только
как мы это разговариваем, а наверху, слышу, над самыми нашими головами, окошко шибко распахнулось, и княгиня этаким прихриплым голосом изволит говорить...
Преданный Патрикей возроптал против этого и стал энергически отказываться, но бабушка принудила его молчать,
сказав, что все это нужно для нее, так
как «неблагодарность тягчит сердце человека».
Княгиня опять на него посмотрела и
сказала: «Экой
какой», и отпустили его и сейчас же взялись все свои на его счет обещания исполнять.
Он и вылез… Прелести
сказать,
как был хорош! Сирень-то о ту пору густо цвела, и молодые эти лиловые букетики ему всю голову облепили и за ушами и в волосах везде торчат… Точно волшебный Фавна, что на картинах пишут.
«
Скажи мне, Грайворона,
как ты моим лекарством вытерся?»
Ко всему этому,
как я уже
сказала, старый дьякон в это время, едучи с поля, был оглушен и ослеплен молнией, а сыновьям его еще оставалось быть года по два в семинарии, и потом Марья Николаевна хотела, чтобы хоть один из них шел в академию.
Марья Николаевна не договорила и тихо заплакала и на внимательные расспросы княгини о причине слез объяснила, что, во-первых, ей несносно жаль своего брата, потому что она слыхала,
как любовь для сердца мучительна, а во-вторых, ей обидно, что он ей об этом ничего не
сказал и прежде княгине повинился.
Марья Николаевна, по женскому такту, никому об этой встрече не
сказала, она думала: пусть Ольга Федотовна сделает
как думает. Бабушке ровно ничего не было известно: она только замечала, что Ольга Федотовна очень оживлена и деятельна и даже три раза на неделе просилась со двора, но княгиня не приписывала это ничему особенному и ни в чем не стесняла бедную девушку, которую невдалеке ожидало такое страшное горе. Княгиня только беспокоилась:
как ей открыть, что богослов никогда ее мужем не будет.
Не зная,
как должно понимать все недомолвки этой обольстительницы злополучного богослова, бабушка, отложив всякие церемонии,
сказала...
Да и, откровенно
скажу, было на что полюбоваться:
как доложит бабиньке, что все готово, и выйдет в зал, станет сам на возвышении между колонн пред чашею и стоит точно капитан на корабле, от которого все зависит.
Говоря нынешним книжным языком, я, может быть, всего удачнее выразилась бы,
сказав, что бабушка ни одной из своих целей не преследовала по особому, вдаль рассчитанному плану, а достижение их пришло ей в руки органически, самым простым и самым правильным, но совершенно незаметным образом,
как бы само собою.
Можно положительно
сказать, что если б и в монастырях тоже не оказывалось каких-нибудь угнетенных людей, за которых Доримедонт Васильич считал своею непременною обязанностью вступаться и через это со всеми ссорился, то его ни одна обитель не согласилась бы уступить другой, но так
как заступничества и неизбежно сопряженные с ними ссоры были его неразлучными сопутниками, то он частенько переменял места и наконец, заехав бог весть
как далеко, попал в обитель, имевшую большой архив древних рукописей, которые ему и поручили разобрать и привесть в порядок.
Ведь вправду, мало
сказать, что есть женщины, которые хороши и прекрасны, а надо сознаться так, что есть и такие, которые
как на грех созданы. Вот эта и была из таких.
— Что тебе, барин? иль полегчило? —
сказала девушка и сама, улыбнувшись от доброжелательства, все вокруг себя
как солнцем осветила.
При появлении этой добродушной толстой фигуры Дон-Кихот громко щелкнул каблуками и повернулся к нему спиной… Бабушка теперь уже не могла усмирять расходившегося дворянина: она выслушивала,
как губернатор репрезентовал ей заезжего гостя и потом
как сам гость, на особом французском наречии, на котором говорят немцы,
сказал княгине очень хитро обдуманное приветствие с комплиментами ее уму, сердцу и значению.
— И так им и
сказала: «Учитесь, хлопцы, умирать
как ваши батьки»?
Для того чтобы художник мог удобнее сообразить,
как ему распорядиться, девиц свозили вместе в один из больших домов, где им были, так
сказать, художественные смотрины, обратившиеся в своего рода довольно изящное торжество.
Бабушка,
как я
сказала еще в самом начале моей хроники, очень уважала свободу суждений, ибо находила, что «в затиши деревья слабокоренны».
В плане этом, вероятно, заключалось что-нибудь дельное (так
как Хлопов в деловых отношениях был дальновиднее, чем в светских), и князь, поблагодарив его, назначил ему время, когда готов был его принять, но, возвратясь домой, по своей анекдотической рассеянности позабыл
сказать об этом своему камердинеру, а тот в свою очередь не отдал нужных распоряжений нижней прислуге.
Как истый остзеец, и потому настоящий, так
сказать прирожденный аристократ, граф и в самом деле мог гордиться тем, что его дворянство не идет разгильдяйскою походкой дворянства русского, походкою, которая обличала уже все его бессилие в ту пору, когда оно, только что исполнив славное дело обороны отечества, имело, может быть, самое удобное время, чтоб обдумать свое будущее и идти к целям своего призвания.
Больше этого графу уже никто не мог
сказать приятного: он таял от слов княгини, и в то время, когда она сидела пред ним и молча думала:
как ей быть с своими детьми, чтоб они, выросши, умели не только эполетами трясти и визиты делать, а могли бы и к ставцу лицом сесть, граф был уверен, что княгиня проводит мысленную параллель между им и теми, которые юродствовали да рассказывали друг про друга шутовские вести.
Скажите же,
как можно это все позабыть?
Gigot говорил целые дни, и когда он говорил, княгиня слышала какие-то слова, пожалуй, даже интересные, иногда он даже что-то объяснял, и довольно толково, но чуть только он кончал свою речь и княгине хотелось обдумать, что такое он
сказал,
как она уже не находила во всем им сказанном никакого содержания.
Мать свою оба князя очень любили, но отец мой не сдерживал своей нежности, меж тем
как дядя Яков, не только страстно любивший, но даже, так
сказать, обожавший мать,
как бы не смел дать воли своим ласкам.
— Знаешь, что я тебе
скажу: война — это убийство, но ты поступай
как знаешь.
— И рассудительности, — подтвердила княгиня, — но
скажите мне, пожалуйста, почему этот Червев, человек,
как говорите, с таким умом…
Граф, к чести его
сказать, умел слушать и умел понимать, что интересует человека. Княгиня находила удовольствие говорить с ним о своих надеждах на Червева, а он не разрушал этих надежд и даже частью укреплял их. Я уверена, что он в этом случае был совершенно искренен.
Как немец, он мог интриговать во всем, что касается обихода, но в деле воспитания он не
сказал бы лживого слова.
Эти гости были здесь так оживлены и веселы, что им показалось, будто княгиня Варвара Никаноровна просидела со своею гостьею у дочери всего одну минуту, но зато при возвращении их никто бы не узнал: ни эту хозяйку, ни эту гостью, — даже ассистентки графини сморщились,
как сморчки, и летели за графинею, которая пронеслась стремглав и, выкатив за порог гостиной, обернулась, обшаркнула о ковер подошву и
сказала...
— А если это не в ее правилах, так не о чем и говорить: ругнул ее человек, ну и что такое — над Христом ругались. А я вам вот что
скажу: я вашей графине только удивляюсь,
как она с своею святостью никому ничего простить не может.
Так ей и
скажите, а я про «этого Хотетова» ничего не знаю, окромя
как то, что там все мужики с сумой по миру ходят…
И действительно, граф к вечеру мог уже переехать в карете к себе, а через два дня был на ногах по-прежнему молодцом и уже не застал Рогожина в доме тещи. Дон-Кихот был выслан из Петербурга в тот же день,
как он уронил графа, потянув из-под его ног ковер. Княгиня наскоро призвала его и
сказала...
Княгиня, отправив этих гостей, успокоилась. К Патрикею, правда, являлся полицейский узнавать, что за человек живет у них под именем дворянина Рогожина, но Патрикей знал,
как обходиться с чиновными людьми: он дал ему двадцать пять рублей и
сказал, что это был из их мест крепостной, в уме тронутый, но его в Белые берега к подспудным мощам отправили.
Бабушка взяла поднос и, поднеся его графу,
сказала: — Любезный зять, не осудите: вы были нездоровы немножечко, позвольте мне просить вас съездить с Настей за границу — ей будет ново и полезно видеть,
как живут в чужих краях; а это от меня вам на дорогу.
Свадьба, со всеми выделами, наградами и ценными подарками, стоила очень дорого, но справедливость требует
сказать, что княгиня об этом не жалела: она, напротив, была рада, что «нелюбимая дочь» награждена
как следует.
— Одним квасом пахнет, —
сказала, пожав плечами, бабушка, — теперь продолжай:
как могла явиться здесь Ольга?
Их намерения княгине казались прекрасными, и во всяком случае они были ей понятны, меж тем
как все то, что
сказал ей с полною откровенностью Червев, — это все изменяет и отменяет, все упраздняет и все ставит ни во что.
Бабушка, посмотрев на невестку, которая
как вошла, так, повидавшись, тотчас же попросила позволения удалиться привести в порядок свой туалет,
сказала сыну...
Княгиня, узнав об этом, приказала, чтобы ей ванну молоком наливали, но сами
сказали: «Мерзость
какая» — и плюнули, потому что хоть она, положим, и хороша была, но все же княгиня в свое время двадцать раз ее была красивее, а никогда ничего такого не делалось.
— Во-первых, —
сказал он, — ты тут ранее меня женился, а я всё… Знаешь эти мои увлечения красотою… надоело, думаю: возьму и себе женюсь, но а главное, у нее эта головка… и ты, я думаю, заметил,
как она ее высоко носит… шейка этак приветно обрисовывается, и она тогда темный жемчуг тут под душкой носила…. просто прелесть.