Неточные совпадения
Кроме того, здесь, может быть, представит некоторый интерес, что эти записки писаны человеком, который не будет
жить в то время, когда его записки могут быть доступны для чтения.
Я вылез за окно и повис на подоконнике, когда родителей моих не было дома, — и оттого доставленный мною им сюрприз имел сугубый эффект: возвращаясь домой
в открытой коляске, они при повороте
в свою улицу увидали массу народа, с ужасом глядевшую на дом,
в котором мы
жили, — и, взглянув сами по направлению, куда смотрели другие, увидали меня висящего на высоте восьми сажен и готового ежеминутно оборваться и упасть на тротуарные плиты.
Я беззаветно предал всю мою душу моей матери, небесный образ которой безвыходно
живет в моей душе.
Впоследствии, встретив у Оригена предположения, что ангелы могут
жить и
в нашем обыкновенном человеческом теле, я всегда чувствовал, что я одного такого видел и еще его увижу: он меня не позабудет; он меня встретит, потому что… он моя мать!
Матушка, которой я очень давно не видал,
жила в Лифляндии на маленькой мызе, оставшейся ей и теткам после продажи их имения за отцов долг.
Я утешал ее, что стану для нее
жить и без устали работать, но овладевавшее мною при этом смущение еще более усиливалось; я вспомнил, что я ровно ничего не умею делать и
в шестнадцать лет еду к матери не для облегчения ее участи, а скорее для усиления ее забот.
Выехав с нами из Петербурга за Московскую рогатку, Кирилл остановил у какого-то домика лошадей и объявил, что здесь
живет его приятель Иван Иванович Елкин, к которому если не заехать и ему как следует не поклониться, то нам
в дороге не будет никакой спорыньи.
— Учиться везде можно, — отвечала она, — даже и
в тюрьме и на службе — и учиться непременно должно не для прав и не для чинов, а для самого себя, для своего собственного развития. Без образования тяжело
жить.
Путешествовали мы по Москве по образу пешего хождения и вообще очень экономничали, так как видели впереди еще очень большой путь, а денег у нас было мало; какова же была наша досада, когда
в Москве нам пришлось
прожить вместо одного дня целые четыре, потому что наш Кирилл с первого же вечера пропал, и пропадал ровным-ровнехонько четверо суток!
Однако и
в Туле и
в Орле Кирилл показал характер и удержался, да и вперед обещал быть воздержен и даже выражал твердое намерение, довезя нас до Киева, оставить навсегда свой извозчичий промысел и ехать домой, где у него была жена, которая всегда могла его от всяких глупостей воздержать. Теперь он
жил в некотором умиленном состоянии и, воздыхая, повторял прекрасную пословицу, что «земляной рубль тонок, да долог, а торговый широк, да короток».
Кнышенко утонул
в реке Сейме, а погибель последнего, то есть Пенькновского, дело позднейшей эпохи; но маленький Кнышенко утонул на третий же день после описанного королевецкого события — и утонул этот бедный ребенок неожиданно, весело и грациозно, как
жил, но, однако, его смерть была для меня ужасным, потрясающим событием.
О, какое это было сладостное воспоминание! я почувствовал
в сердце болезненно-сладкий укол, который, подыскивая сравнение, могу приравнивать к прикосновению гальванического тока; свежая, я лучше бы хотел сказать: глупая молодая кровь ртутью пробежала по моим
жилам, я почувствовал, что я люблю и, по всей вероятности, сам взаимно любим…
В этой песне поется, как один маленький мальчик осведомляется у матери: зачем она грустит об умершей его сестрице, маленькой Зое, которая, по собственным же словам матери, теперь «уже
в лучшем мире, где божьи ангелы
живут и ходят розовые зори».
Едучи к ней из корпуса, я хотя и не был намерен отвергать ее материнского авторитета, но все-таки
в сокровеннейших своих мечтах я лелеял мысль, что мы с нею встретимся и станем
жить на равной ноге, даже, пожалуй, с некоторым перевесом на мою сторону, так как я мужчина.
Они
жили в небольшом сереньком домике с стеклянною галереею,
в конце которой была дверь с небольшою медною дощечкою, на которой вместо имени профессора значилась следующая странная латинская надпись: «Nisi ter pulsata aperietur tibi porta, honestus abeas», то есть: «Если по троекратном стуке дверь тебе не отворится, то знай честь и отходи прочь».
Генеральша мне показалась очень жалкою и добродушною, и я
в глубине души очень расположился к ней за ее сочувствие к Сержу, насчет которого она тотчас же объясняла мне, что он ее племянник по сестре Вере Фоминишне и фамилия его Крутович, что он учился
в университете, но, к сожалению, не хочет служить и
живет в имении,
в двадцати верстах от Киева. Хозяйничает и покоит мать.
Знакомств мы никаких не делали, как потому, что
жили на весьма ограниченные средства, так и потому, что не чувствовали
в них ни малейшей надобности.
Но тем не менее я
жил все-таки тем же порядком и не умел стать
в лучшие отношения к maman.
Эта откровенность после пасмурной речи, которою начался наш разговор, увлекала меня за Христею
в ее внутренний мир, где она
жила теперь вольная, свободная и чем-то так полно счастливая, что я не мог понять этого счастья.
И вслед за тем она получила от Сержа письмо,
в котором тот каялся, что роковая судьба заставляет его подчиниться тяжелым обстоятельствам; что он два года должен
прожить с женою за границею, потому что иначе теща лишит его значительной доли наследства, но что он за всем тем останется верен своему чувству к Христе и будет любить ее до гроба.
Отпуском меня отсюда не торопились: денег, за которыми я приехал, не было
в сборе, — их свозили
в губернский город из разных уездов; все это шло довольно медленно, и я этим временем свел здесь несколько очень приятных знакомств; во главе их было семейство хозяина, у которого я пристал с моими двумя присяжными солдатами, и потом чрезвычайно живой и веселый живописец Лаптев, который занимался
в это время роспискою стен и купола местного собора и
жил тут же, рядом со мною,
в комнате у того же самого небогатого дворянина Нестерова.
Он за нее сватался — ему отказали, — он не переставал ее любить, искал забвения
в искусстве, искал смерти на баррикадах, и остался
жив для того, чтобы встретить ее вдовою.
Не укоряйте меня, мой друг, что все эти мысли приходят мне, когда я думаю о моем сыне: он теперь
прожил уже срок своего наказания, получает чин и был бы свободен: он бы уехал к вам, вы бы открыли дорогу его художественному развитию, между тем как со мною он погибнет здесь среди удушливой атмосферы канцелярской, но почем знать — может быть, со временем сживется с нею и позабудет все, что я старалась
в него вдохнуть…
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу
жить без Петербурга. За что ж,
в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Анна Андреевна. Мы теперь
в Петербурге намерены
жить. А здесь, признаюсь, такой воздух… деревенский уж слишком!., признаюсь, большая неприятность… Вот и муж мой… он там получит генеральский чин.
Бобчинский. Я прошу вас покорнейше, как поедете
в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство или превосходительство,
живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинскнй. Так и скажите:
живет Петр Иванович Бобчпиский.
Анна Андреевна. Я
живу в деревне…
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по
жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.