Неточные совпадения
Глаза Владимира остановились на подписи. Равнодушный
к имени Софии в устах коварного старца, он теперь
приложился устами
к этому имени, начертанному ее собственной
рукой. Как часто эта
рука ласкала его!.. Тысячи сладких воспоминаний втеснились в его душу; долго, очень долго вилась цветочная цепь их, пока наконец не оборвалась на памяти ужасного злодеяния… Здесь он, как бы опомнившись, повел ладонью по горевшему лбу и произнес с ужасом...
— А, Яков Тарасович! — дружелюбно воскликнул губернатор, с улыбкой стиснув руку Маякина и потрясая ее, в то время как старик
прикладывался к руке архиерея. — Как поживаете, бессмертный старичок?
Чурилин поставил на стол прибор, причем его маковка пришлась в уровень с бортом, приковылял к Теркину, еще раз поклонился ему, по-крестьянски мотнув низко своей огромной головой, и хотел
приложиться к руке.
Неточные совпадения
Привалов увидел высокую фигуру Марьи Степановны, которая была в бледно-голубом старинном сарафане и показалась ему прежней красавицей. Когда он хотел поцеловать у нее
руку, она обняла его и, по старинному обычаю, степенно
приложилась к его щекам своими полными щеками и даже поцеловала его неподвижными сухими губами.
Марья Дмитриевна слабо улыбнулась и протянула Гедеоновскому свою пухлую
руку с отделенным пятым пальчиком. Он
приложился к ней губами, а она пододвинула
к нему свое кресло и, слегка нагнувшись, спросила вполголоса:
Она уже не могла говорить, уже могильные тени ложились на ее лицо, но черты ее по-прежнему выражали терпеливое недоумение и постоянную кротость смирения; с той же немой покорностью глядела она на Глафиру, и как Анна Павловна на смертном одре поцеловала
руку Петра Андреича, так и она
приложилась к Глафириной
руке, поручая ей, Глафире, своего единственного сына.
Приложившись головой
к подушке и скрестив на груди
руки, Лаврецкий глядел на пробегавшие веером загоны полей, на медленно мелькавшие ракиты, на глупых ворон и грачей, с тупой подозрительностью взиравших боком на проезжавший экипаж, на длинные межи, заросшие чернобыльником, полынью и полевой рябиной; он глядел… и эта свежая, степная, тучная голь и глушь, эта зелень, эти длинные холмы, овраги с приземистыми дубовыми кустами, серые деревеньки, жидкие березы — вся эта, давно им не виданная, русская картина навевала на его душу сладкие и в то же время почти скорбные чувства, давила грудь его каким-то приятным давлением.
Сам голова, с чисто-начисто вымытыми
руками и в совершенно чистой рубашке и портах, укладывал их в новые рогожные кули и
к некоторым иконам, больше, вероятно, чтимым, прежде чем уложить их,
прикладывался, за ним также
прикладывались и некоторые другие мужики.