Неточные совпадения
Луиза, пришед
в себя, хотела говорить — не могла… казалось, искала кого-то глазами, рыдая, бросилась на
грудь матери, потом на руки Бира, и, увлеченная им и Адольфом, отнесена через сад к мельничной плотине, где ожидала их карета, запряженная четырьмя бойкими лошадьми. Кое-как посадили
в нее Луизу; Адольф и Бир сели по бокам ее. Экипаж помчался по дороге к Пернову: он должен
был, где окажется возможность, поворотить
в Ринген, где поблизости баронесса имела мызу.
Туча сдвинулась с полнеба, звезды заискрились, предметы несколько выступили из земли, и вход
в лес означился. Вольдемар с трудом поворотил шею, сжатую страхом: нигде уж не видать
было огонька. Члены его развязались,
грудь освободилась от тяжести, на ней лежавшей; ветерок повеял ему
в лицо прямо с востока, и сердце его освежилось. Смело вошел он
в лес и через несколько минут очутился
в хижине лесничего.
Щеки ее пылали; грусть
в очах ее походила более на тоску любви; черные локоны падали на алебастровые округленные плечи; шея
была опоясана золотым ожерельем с бирюзою; белоатласное платье, подаренное ей Луизой и сберегаемое ею на важный случай, ластилось около ее роскошных форм и придавало ей какое-то величие; стан ее обнимал золотошвейный пояс; одинокая пышная роза колебалась на белоснежной девственной
груди.
Робко осмотрелся он сквозь деревья по сторонам; никого не видать и не слыхать! Одни воды шумно неслись
в море. На взморье стояла эскадра, как стая лебедей, упираясь
грудью против ярости волн. За ближайшим к морю углом другого острова (названного впоследствии Васильевским) два судна прибоченились к сосновому лесу, его покрывавшему; флаг на них
был шведский. Временем с судов этих палили по два раза; тем же сигналом отвечали из Ниеншанца.
Я выполнил точно волю своего благодетеля, потому что хранить тайну умел с детских лет. Ах! почему не мог я назвать тогда своею матерью пригожую женщину, посещавшую меня тайком,
в которой узнал я со временем Кропотову, жену Семена Ивановича? Она кормила меня своею
грудью, любила меня, как сына, и, может статься,
была настоящая моя… Нет, не хочу обманывать себя этою приятною мечтою. Скольких бедствий избавился бы я тогда!
Каждое слово его
было ударом ножа
в грудь Софии Алексеевны; я видел, как глаза ее разгорались, как
грудь ее волновалась от досады.
Потупленные
в землю очи, дрожащие уста, волнение девственной
груди договорили мне все, что она боялась вымолвить. „Не хочу обманывать тебя, милая! У меня
в России
есть уже невеста; не снять мне до гробовой доски железного кольца, которым я с нею обручился”, — отвечал я ей и спешил удалиться от жилища, где, на место невинных радостей, поселил беспокойство. Так один взгляд сатаны побивает жатвы, чумит стада [Чумить стада — заражать стада чумой.] и вносит пожары
в хижины!
В искренности речей Последнего Новика нельзя
было сомневаться: драгоценный образ на
груди его, дар царевны, письма Софии
в Выговский скит, которыми она убеждала своего питомца не покидать своей цели и надеяться, что правое дело скоро восторжествует; письма самого Паткуля — каких лучше свидетельств мог требовать Шлиппенбах?
Каждый миг дорог; рассуждать некогда — Роза исполнила волю пьяного деспота и, думая, что этим умилостивила его, сделала движение вперед; но геркулес наш обнял девушку так крепко, что
пилы, бывшие на ней, вонзились
в грудь и растерзали ее.
Боже мой! тело несчастной Розы лежало на двух скамейках;
грудь ее
была изрезана… и человечек, приметный только своим пунцовым носом, возился с окровавленным ножом и рукой
в широкой ране,
в которую глаз непосвященного боялся бы взглянуть: так отвратительна для человека внутренность человека!
Вместо чищеных червончиков мы, о друг мой, перечтем с тобою по нескольку раз
в день звенья цепей; позор, злоба, раскаяние
будут терзать твою
грудь, как ты терзал человечество; но
в объятиях моих ты все забудешь… даже милую Марту… не правда ли?.. ха-ха-ха!
Правда, подчас кажется, что еще
есть в груди чувства, слова, которых жаль не высказать, которые сделали бы много добра, по крайней мере, отрады слушающему, и становится жаль, зачем все это должно заглохнуть и пропасть в душе, как взгляд рассеивается и пропадает в пустой дали… но и это — скорее догорающее зарево, отражение уходящего прошедшего.
Нина Федоровна обожала своего мужа. И теперь, слушая исторический роман, она думала о том, как она много пережила, сколько выстрадала за все время, и что если бы кто-нибудь описал ее жизнь, то вышло бы очень жалостно. Так как опухоль у нее
была в груди, то она была уверена, что и болеет она от любви, от семейной жизни, и что в постель ее уложили ревность и слезы.
— Вы заходите, Дмитрий Семенович! Я так вам рад!.. Голубчик! Знаете,
есть в груди вопросы, как говорится… (Андрей Иванович повел пальцами перед жилетом), — как говорится, — насущные… Накипело в ней от жизни, хочется с кем-нибудь разделить свои мнения… Да! Вот еще! Я вас кстати хочу попросить: нет ли у вас сейчас чего хорошенького почитать? Недосуг было это время раздобыться.
Неточные совпадения
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я
в ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? //
В груди у них нет душеньки, //
В глазах у них нет совести, // На шее — нет креста!
«
Пей, вахлачки, погуливай!» // Не
в меру
было весело: // У каждого
в груди // Играло чувство новое, // Как будто выносила их // Могучая волна // Со дна бездонной пропасти // На свет, где нескончаемый // Им уготован пир!
Слышал он
в груди своей силы // необъятные, // Услаждали слух его звуки благодатные, // Звуки лучезарные гимна благородного — //
Пел он воплощение счастия народного!..
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по
грудь // С натуги! По лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что
будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
Остатком — медью — шевеля, // Подумал миг, зашел
в кабак // И молча кинул на верстак // Трудом добытые гроши // И,
выпив, крякнул от души, // Перекрестил на церковь
грудь.