Неточные совпадения
Пара входит на лестницу, другая пара опускается, и
в этом беспрестанном приливе и отливе редкая волна, встав упрямо на дыбы, противится на миг
силе ветра, ее стремящей;
в этом стаде, которое гонит бич прихоти, редко кто обнаруживает
в себе человека.
— Го-го-го! — застонал малороссиянин
в этом жестком мешке, собрав последние
силы, — дойдет бумага до императрицы, хоть сгину… Скажи своей… бесовой собаце… Бог отплат… бр…
Обладая способностями необыкновенными и побуждаемая к изучению его
силою внутреннею, творящею чудеса, она
в несколько месяцев могла свободно изъясняться и на
этом языке.
— То, что вас и еще кое-кого знаю, что победа будет на стороне
силы, коварства и счастия.
Это я думаю,
это я вам всегда говорил и советую, как и всегда, уступить временщику. Да! таки уступить!.. Послушайте, какая слава о нем
в народе.
— Не ведаю за собой ничего, — сказала она, собрав
силы, — но о чем спросишь, господин, на все готова отвечать. («Лишь бы не о Мариорице, — думала она, — о! об
этой не заставит меня сказать полслова и то, что вижу
в боковой комнате».)
При
этом ответе,
в котором выразилась вся
сила души Мариулы, она подняла голову и потом спросила, куда ей идти на пытку.
Не
в силах одолеть ее, Мариула и товарищ ее прилегли на залавки — и
в несколько мгновений все
в этой избушке спало глубоким сном под каким-то волшебным наитием.
Зная
силу Бирона, любимца ее и вместе главы немецкой партии, опиравшейся на престол, посох новгородского архипастыря и ужас целого народа, хитрый министр тайно действовал
в пользу
этой стороны, но явно не грубил русской партии, которой предводителем был Волынской, имевший за собою личные заслуги, отважный и благородный дух, дружбу нескольких патриотов, готовых умереть с ним
в правом деле, русское имя и внимание императрицы, до тех пор, однако ж, надежное, пока не нужно было решать между двумя соперниками.
— Конечно, герцог, я держусь вами… ох!
эта нога… (он наморщился и потер свою ногу, долго не будучи
в состоянии произнести слова) держусь, как старая виноградная лоза, иссыхающая от многих жатв, крепится еще около дуба во всей красе и
силе.
Все
в комнате примолкло; самые шуты не шевелились, будто страшась нарушить
это занимательное зрелище. Волынской стоял, как вкопанный: он пожирал Мариорицу глазами, он весь был у ног ее. На беду, княжна сидела по-восточному, и одна ножка ее, обутая
в башмачок, шитый золотом, уютная, как воробышек, выглядывала из-под платья и дразнила его пылкое воображение. Государыня заметила
силу его взглядов и сказала шутя, закрыв рукою лицо княжны...
В это время Мариула сторожила своим одиноким глазом, всем существом своим, всеми
силами души, не мигнет ли барская барыня слуге Перокина, не сделает ли ему условного знака.
Все способности ее, все
силы жизненные —
в сердце; оно исполнено Волынским, и как скоро Волынского не будет
в нем,
это значит, что она перестала жить.
Кисточка на красном колпаке — точка, около которой
в случае опасности должны соединиться все
силы, победить или пасть;
это знамя партии.
Сам Щурхов и Иван (прочие герои
этого вечера не
в силах были действовать) сделали из своих рук носилки и таким образом отнесли малютку, обсыпанного снегом, будто обсахаренного,
в дом, где раздели его, уклали
в постель и где влили
в него целый медный чайник зеленого чаю (самоваров тогда еще не было).
— Нет, мне дано много… над тобою, видишь, там на небе, откуда блестит звездочка, — произнесла Мариула вдохновенным голосом; потом,
силою отведя ее от Груни
в сторону, наклонилась на ухо и сиповатым шепотом,
в исступлении прибавила: — Я… мать твоя. Вспомни табор цыганский, пожар
в Яссах… похищение у янычара, продажу паше, уродство мое, чтобы не признали во мне твоей матери:
это все я, везде я, где грозила только тебе беда, и опять я… здесь, между тобою и Волынским: слышишь ли?
Вам известно, что друзья Артемия Петровича за смелую выходку против герцога курляндского посажены
в крепость и ждут там своего смертного приговора. Не миновать
этого ж и Артемию Петровичу, если какая-нибудь могучая рука,
силою чудотворною,
силою беспредельной дружбы или любви не оградит его заранее и сейчас от удара, на него уж нанесенного. Требуется высокая энергия, самоотвержение, готовое на все жертвы. Угадываю, скажете вы: мне предстоит
этот подвиг, и никому другому.
Изумленная необыкновенным одушевлением, необыкновенною
силою, с которою говорила Мариорица, Анна Иоанновна пристально посмотрела ей
в глаза, отчего
эта, краснея, потупила свои.
Мог ли он
в этом состоянии работать отечеству с прежнею
силою и благородством души?..
Наскоро оделся кабинет-министр и отправился во дворец. Внезапному его там появлению изумились, как удивились бы появлению преступника, сорвавшегося с цепи. Придворные со страхом перешептывались; никто не смел доложить о нем императрице. Недолго находился он
в этом положении и собирался уж идти далее, прямо
в кабинет ее величества, как навстречу ему, из внутренних покоев — Педрилло. Наклонив голову, как разъяренный бык, прямо, всею
силою, —
в грудь Волынского. На груди означился круг от пудры.
Неточные совпадения
Но он не без основания думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных
сил.] есть все-таки сечение, и
это сознание подкрепляло его.
В ожидании
этого исхода он занимался делами и писал втихомолку устав «о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф
этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя
в действии облегчит».
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не было той
силы в природе, которая могла бы убедить прохвоста
в неведении чего бы то ни было, то
в этом случае невежество являлось не только равносильным знанию, но даже
в известном смысле было прочнее его.
Минуты
этой задумчивости были самыми тяжелыми для глуповцев. Как оцепенелые застывали они перед ним, не будучи
в силах оторвать глаза от его светлого, как сталь, взора. Какая-то неисповедимая тайна скрывалась
в этом взоре, и тайна
эта тяжелым, почти свинцовым пологом нависла над целым городом.
Когда он разрушал, боролся со стихиями, предавал огню и мечу, еще могло казаться, что
в нем олицетворяется что-то громадное, какая-то всепокоряющая
сила, которая, независимо от своего содержания, может поражать воображение; теперь, когда он лежал поверженный и изнеможенный, когда ни на ком не тяготел его исполненный бесстыжества взор, делалось ясным, что
это"громадное",
это"всепокоряющее" — не что иное, как идиотство, не нашедшее себе границ.
"Мудрые мира сего! — восклицает по
этому поводу летописец, — прилежно о сем помыслите! и да не смущаются сердца ваши при взгляде на шелепа и иные орудия,
в коих, по высокоумному мнению вашему, якобы
сила и свет просвещения замыкаются!"