— Да я не дьявол… — и слышно было, что улыбались уста, говорившие это. — Я не дьявол, я просто грешная женщина, заблудилась — не в переносном, а в прямом смысле (она засмеялась), измерзла и
прошу приюта…
В конце письма княжна Людмила Васильевна уведомляла Сергея Сергеевича, что прибывает в Петербург, и
просила приюта в его доме до своего устройства в этом городе, покупки дома или же найма квартиры.
Уже в сумерках наткнулся на жердяную изгородь, за нею темным стогом высилась крестьянская рига. Разобрав жерди, подъехал к избе с огоньком в окнах, стал стучаться,
попросил приюта.
— Погодь, погодь маленько, моя ласточка, недолго ждать, завтра явится к князю Василию
просить приюта и охраны молодой князь Владимир Воротынский, из себя красавец писаный, не устоять княжне против молодца, все по твоему сделается, как по писаному: и Яшка сгинет, и княжне несдобровать; а там и за старого пса примемся; на орехи и ему достанется…
Неточные совпадения
Это было варварство, и я написал второе письмо к графу Апраксину,
прося меня немедленно отправить, говоря, что я на следующей станции могу найти
приют. Граф изволили почивать, и письмо осталось до утра. Нечего было делать; я снял мокрое платье и лег на столе почтовой конторы, завернувшись в шинель «старшого», вместо подушки я взял толстую книгу и положил на нее немного белья.
Я хочу верить, что мой отец был муж моей матери, что они были бедны, что мой отец умер, что благородный человек, которого напрасно называют моим отцом, был друг их и когда моя мать, — беременная мною, потеряла мужа и осталась без куска хлеба, он стал заботиться о вдове, — а когда стал умирать сам,
просил своих родных не отказать в
приюте бедной беременной вдове его друга.
Вексель в три тысячи рублей, выданный Марку Данилычу Сивковым, Дуня послала по почте. В письме к Поликарпу Андреичу, извещая о кончине отца,
просила она, чтобы он, взяв половину денег в благодарность за данный ей
приют, другую половину вручил бы отцу Прохору.
Сколько раз она, Дуня, забывала молиться по вечерам. Кое-как убирала по утрам в горницах
приюта. Дорушке частенько завидовала, что та не сиротка круглая, что у той мать есть. Оскоромилась намедни шоколадной конфеткой, что Маруся Крымцева дала. Пашку, то есть Павлу Артемьевну, сколько раз ругала заглазно. А когда все пошли «артелью» прощения у той
просить, она, Дуня, прыснула со смеха, когда Оня Лихарева тишком Пашку индюшкой назвала. Ну, как тут не сокрушаться, когда грехов пропасть!..
Но девочка уже никого не узнавала. Она металась в жару… Звала покойных благодетелей…
Просила взять ее из
приюта… Кому-то грозила… Кому-то сулила убежать.