Неточные совпадения
Но смерть стояла тут на стороне сильного, и это слово не было произнесено на этом свете. Великий
князь Иоанн Васильевич испустил последнее дыхание, припав холодными устами к челу своего внука.
Сын его, назначенный им заранее в наследники, тотчас вступил во все права свои.
Вспыхнули очи Мамона. Он только что сватал дочь воеводы Образца за своего
сына и получил отказ: неслись уж слухи, потому что мать самого Мамона была волшебница, которая и сожжена. [
Князем Иваном Андреевичем Можайским.] От слов Русалки, ему казалось, шапка на голове его загорелась; он придавил ее могучею рукой и, горько усмехнувшись, сказал...
— Где нам между шелонских богатырей! Мы не драли кожи с пленных новгородцев (он намекал на
князя Даниила Дмитриевича Холмского); мы не водили сына-птенца, бессильного, неразумного, под мечи крыжаков — на нас не будет плакаться ангельская душка, мы не убивали матери своего детища (здесь он указывал на самого Образца). Где нам! Мы и цыпленка боимся зарезать. Так куда же соваться нам в ватагу этих знатных удальцов, у которых, прости господи, руки по локоть в крови!
Он успел уж побывать у маленьких детей Иоанна и отнести им игрушки; успел сделать разные угождения и Софии, супруге великого
князя, и Елене, супруге
сына его, несмотря что они не ладили одна с другою; кого из дворских потешил ласковым словом, кого шуточкой.
— Так ты, мой люба (великий
князь погладил его по голове, как наставник умного ученика), махни нынче же, сейчас, тихомолком в Верею… Скажем, захворал… Скачи, гони, умори хоть десяток лошадей, а в живых заставай
князя Михайлу Андреевича… как хочешь, заставай!.. Улести лаской, духовною речью, а если нужно, пугни… и привози ко мне скорей душевную грамоту, передает-де великому
князю московскому свою отчину, всю без остатка, на вечные времена, за ослушание
сына.
А винен был этот несчастный
сын, женатый на племяннице Софии Фоминишны, дочери Андрея Палеолога, только в том, что София подарила ей какое-то дорогое узорочье первой жены Иоанновой, которого великий
князь обыскался. Это узорочье нужно было великому
князю только для придирки: взамен снизал он Руси богатое ожерелье, в котором красовались Верея, Ярославец и Белоозеро.
Еще был
сын у воеводы Иван Хабар-Симской (заметьте, в тогдашнее время дети часто не носили прозвания отца или, называемые так, впоследствии назывались иначе: эти прозвища давались или великим
князем, или народом, по случаю подвига или худого дела, сообразно душевному или телесному качеству).
Иоанн младой, первый
сын великого
князя от первой жены, вбежал раз, нежданный, в сад Образца за Хабаром-Симским, которого очень любил, увидал там сестру его и остановился перед ней весь не свой, как бы опаленный молниею.
— Всемогущим богом, — кричали осужденные, кланяясь народу, — нашим и вашим богом клянемся, мы невинны! Господи! Ты видишь, мы невинны, и знаешь наших оговорщиков перед великим
князем… Мамон, Русалка, дадите ответ на том свете!.. Иноземцы, несчастные, зачем вы сюда приехали? Берегитесь… Во имя отца и
сына и…
Теперь, когда это дитя получило душу, просвещенную религией и наукою, когда оно образовано, конечно, лучше, нежели бы было в своем дому, между рабством челяди и спесью родителя; теперь предлагаю ему это сокровище, которым могли бы гордиться
князья империи, — и барон приказывает мне сказать через доверенного человека, что у него нет
сына.
Можно было подумать, судя по крутому нраву Иоанна, что художник не переведет сентенции неосторожного молодого человека, напротив, он исправно передал ее властителю. Аристотель в этом случае знал великого
князя, как знало его потомство, упрекавшее
сына его Василия Иоанновича в том, что он не похож на своего отца, который «против себя встречу любил и жаловал говоривших против него». Надо прибавить, он любил встречу против себя в речах, а не в действиях.
Здесь послышался убедительный голос Андрюши,
сына Аристотелева. Незаметно как очутился он подле великого
князя, который ласкал его, гладя по голове.
На лице великого
князя перемешались сожаление и досада. Он, однако ж, поднял крючок у двери и впустил к Борецкой
сына Аристотелева.
Сам
сын колдуньи, сожженной можайским
князем за сообщение ее с нечистым, напуганный уж предложением лекаря поменяться кровью с маленьким дьяком, боярин прибегает ныне к чарам басурмана.
— Хочу ли? вестимо! — отвечает боярин, собрав свои рассеянные мысли. — Ступай теперь тем путем, которым пришел… А мы с
сыном… (тут он задумался)
сын впустит к нам
князя через железную дверь, что из твоих хоромин на нашу половину.
С этою уверенностью он объявил, что, как скоро водополь спадет, он сам с
сыном поведет войско против крамольного
князя, нарушившего святость договоров и родства.
И тому делу был навсегда погреб (совершенное забвение). (Впоследствии великий
князь отдал дочь свою за
сына Холмского. Так шли в то время, рука об руку, необыкновенный гнев, сопутствуемый железами и казнью, и необыкновенные милости, вводившие осужденного в семью царей! [
Сын Холмского, в царствование Василия Ивановича, сослан на Белоозеро и умер там в заключении. Виною его был только этот самый брак с дочерью Иоанна III.])
— И он не задушил его?.. — закричал великий
князь и не мог более слова вымолвить. Глаза его ужасно запрыгали, дыхание остановилось в груди, будто сдавленной тяжелым камнем. Немного успокоившись, он сказал
сыну...
Великий
князь любил очень своего
сына и уверен был в его благоразумии и праводушии.
Иван, — прибавил он, — вели, чтобы отныне звали его во всяком деле Хабаром. Хабарно [Выгодно.] русскому царю иметь такого молодца. Недаром жалуешь его. А как попался на пир лекарь Антон? — спросил великий
князь своего
сына, когда Мамон удалился.
Именем господина великого
князя спрашивают
сына воеводы, Симского-Хабара.
Против закона, уложенного самим великим
князем с
сыном и боярами, нельзя было идти; только приказано полю быть не прежде, как полки воротятся из Твери. Для дела ратного еще нужен был такой молодец, как Хабар.
Мы видели, что спокойствие барона насчет отчужденного
сына было нарушено известием Фиоравенти о посвящении его в лекари; видели, как барон вышел из оборонительного положения и стал действовать наступательно орудиями ужасными, заставившими укрыть Антона под защиту русского великого
князя.
Сам великий
князь с
сыном своим и дворскими людьми (к которым успел присоединиться Андрюша) стояли верхами подле рощи, осенявшей стены монастыря, и, казалось, разделяли это нетерпение.
Это был Андрюша,
сын Аристотелев — сам игрушка великого
князя.
— А когда ж окрестим твоего
сына? — спросил великий
князь царевича.
Шатер для него разбит, стража приставлена. Возле соорудили и походную церковь полотняную (в ней же постлали сперва кожу, а на ней плат, на который и ставили алтарь; когда ж снимали церковь, палили место под нею огнем). Великий
князь вошел к себе в палатку с
сыном, и все дворчане разошлись по своим местам.
Вместо того чтобы ехать к нему, он звал к себе — опять для совета! — начальника войска,
князя Холмского, и
сына своего Иоанна.
Великий
князь послал бояр своих и дьяков взять присягу с жителей, запретил воинам грабить… въехал в Тверь, слушал литургию в храме Преображения и торжественно объявил, что дарует сие княжество
сыну Иоанну Иоанновичу, оставил его там и возвратился в Москву.
C трепетом святого восторга он схватил чертежи свои и изорвал их в мелкие лоскуты, потом, рыдая, пал перед иконою божьей матери. Долго лежал он на полу, и, когда поднялся, лицо его, казалось, просияло. Он обнимал своего молодого друга, целовал с нежностью
сына, как человек, пришедший домой из дальнего, трудного путешествия. Перелом был силен, но он совершен. Голос веры сделал то, чего не могла сделать ни грозная власть
князей, ни сила дружбы, ни убеждения рассудка.
Великий
князь ласково кивнул послу; и дворяне цесарские, один за другим, поднесли с коленопреклонением монисто и ожерелье золотые, пятнадцать московских локтей венедитского (венецианского) бархата «темносинь гладок» да
сыну первородному великого
князя платно «червленый бархат на золоте, с подкладкою синего чамлата».
— Великий
князь обещал мне любую дочь боярскую за лечение твоего ж
сына. Твой
сын здоров, так я выбираю дочь Образца.
Отыскали наконец… Бедный, несчастный Антон! не застал царевича в живых. Даньяр лежал в беспамятстве на трупе
сына; он не видел лекаря, а то б убил его. Татаре бросились было на Антона, но его освободили недельщики, присланные уж с приказанием великого
князя взять его под стражу и заковать в железа. Антон не противился; он знал, что участь его решена, он понимал Ивана Васильевича и помнил, что слово грозного владыки не мимо идет. Невинный, он должен был подклонить голову под топор палача.
Сын Холмского женат на дочери великого
князя.
— Коли б хотел я сам, не могу, — отвечал им великий
князь. — Я дал слово Даньяру, другу и слуге моему, я клялся перед образом Спасителя. Ни для родного
сына не отступлюсь.
Вы знаете по истории, что казнь врача привела в ужас всех иностранцев, живших тогда в Москве, что Аристотель бежал было в свою землю, что «
князь великий пойма его и, ограбив, посади на Онтонове дворе за Лазарем святым», что художник исполнил обет свой — докончил храм Успения пресвятой богородицы. Но что после сделалось с ним, с
сыном его, куда след их девался — нигде не отыщете. Напрасно сердце ваше спрашивает, где лежит прах их… Бог весть!