Неточные совпадения
Фиоравенти простился
с своим воспитанником не без горьких слез,
проводя его до богемского замка. Он снарядил его не только всем нужным на путешествие, но и для представления себя в блестящем виде при дворе московитского государя.
— Где нам между шелонских богатырей! Мы не драли кожи
с пленных новгородцев (он намекал на князя Даниила Дмитриевича Холмского); мы не
водили сына-птенца, бессильного, неразумного, под мечи крыжаков — на нас не будет плакаться ангельская душка, мы не убивали матери своего детища (здесь он указывал на самого Образца). Где нам! Мы и цыпленка боимся зарезать. Так куда же соваться нам в ватагу этих знатных удальцов, у которых, прости господи, руки по локоть в крови!
Духи встречали новорожденного на пороге жизни, качали его в колыбели, рвали
с дитятею цветы на лугах, плескали в него, играючи, водой, аукались в лесах и
заводили в свой лабиринт, где наши Тезеи могли убить лешего Минотавра не иначе, как выворотив одежду и заклятием, купленным у лихой бабы, или, все равно, русской Медеи.
— Великий государь соизволил, чтобы врач тот, немчин Онтон, находился неподалеку от пресветлого лица его. И потому жалует тебя, боярин, своею милостью, уложил
отвести того немчина постоем на твоих палатах, избрав в них лучшие хоромины
с сенцами…
У въезда в Великую улицу встретило путников несколько приставов, посланных от великого князя, вместе
с переводчиком, поздравить их
с благополучным приездом и
проводить в назначенные им домы. Но вместо того чтобы везти их через Великую улицу, пристава велели извозчикам спуститься на Москву-реку, оговариваясь невозможностью ехать по улице, заваленной будто развалинами домов после недавнего пожара.
И если б сорок лет
с походцем, проказы и частые посещения виноградников господних не
провели множества значительных иероглифов по лбу его и не обнажили поляны на голове; если б не крапы на носу и если б не одна нога, которая, любя подчиненность, всегда дожидалась выхода другой, то, право, можно бы господина переводчика назвать очень приятным мужчиной.
Они вошли в хоромины великокняжеские. В это время дворецкий
с низкими поклонами
провожал жида, вышедшего из внутренних покоев. Несколько дворчан встретило художника и лекаря.
Потом расспрашивал он врача, доволен ли отпускаемыми припасами, не нужно ли ему чего, и, когда Антон успокоил его на счет свой,
завел с ним беседу о состоянии Италии, о папе, о политических отношениях тамошних государств и мнении, какое в них имеют о Руси. Умные вопросы свои и нередко умные возражения облекал он в грубые формы своего нрава, времени и местности. Довольный ответами Эренштейна, он не раз повторял Аристотелю
с видимым удовольствием...
Лишь только купец
с отеческой заботливостью успевал задать любимцам своим доброе угощение и уходил в избу, сытый и довольный за них, извозчик
провожал его глазом в дверь, а сам выгребал от них овес своим лошадям.
Видали нередко, как дьяк Курицын, величайший из еретиков, посещал его, когда люди ложатся спать, и
проводил с ним целые ночи в делах бесовских и как в полночь нечистый вылетал от него из трубы дымным клубом.
Не зная, что подумать об этом грустном явлении, Антон постоял несколько минут на крыльце; но, видя, что окно вновь не отодвигается, и боясь нескромных свидетелей, вошел к себе. «Анастасия печальна,
проводит ночи в слезах», — думал он и, вспоминая все знаки ее участия к нему, иноземцу, ненавистному для отца ее,
с грустным и вместе сладким чувством,
с гордостию и любовию относил к себе и нынешнее явление. Он заснул, когда солнце было уж высоко, но и во сне не покидал его образ Анастасии.
Бывало, она веселилась, смотря из окна своей светлицы на движение их, торжественное, полное жизни: она утешалась мыслью, что,
с уходом из Москвы на войну большей части молодцов, ей свободнее будет
с подругами гулять и
водить хороводы в садах.
Высокий вал
провожал его по кузницы Занеглинья и тут, расставаясь
с ним, служил оградою этому посаду
с прудом его и кидался в Москву-реку.
Он
водил уже раз охотников против Мордвы на лыжах и добыл
с ними хорошую долю славы для себя и для них.
— Видишь, ваших ни одного, моих родятся тысячи, коли надо. Тверская дружина, что ты поставил на мельнице, вся разбежалась и передалась уже нашему великому князю. Ни теперь, ни вперед Михайло Борисовичу нечего ждать от Твери. Знай москвичей: они умеют добывать честь и славу своему государю и, коли нужно, умеют
провожать с честью и чужих князей.
— Нас тебе нечего опасаться. Мы не в плен пришли взять князя тверского, а
проводить с честью Михайлу Борисовича, шурина великого князя московского. В плену и без того довольно князей у нашего господина: Иван Васильевич велел то же сказать тебе. Мои молодцы, сурожане и суконники московские,
проводят тебя до первого яму и до второго, коли тебе полюбится. Выбери сам провожатых, сколько в угоду тебе. За один волос твой будут отвечать головой своей. Порукою тебе в том пречистая матерь божия и Спас милостивый.
— Кто ж
проводит нас? — сказала княгиня, обратив
с живым участием на Антона огненные глаза свои.
На другой день княгиня и князь убеждали Андрюшу
проводить их еще верст
с десяток. Он согласился.
Варфоломей не замедлил
свести Поппеля
с Мамоном.
Ночью
водили его
с завязанными глазами по улицам и, после многих запутанных обрядов, ввели в дом.
Анастасия, простившись
с братом и
проводив сердцем милого чужеземца, осталась в глубоком одиночестве.
Посла
проводили с такою же честью, как и встретили, если еще не
с большею, потому что надо было подсластить горечь сделанных ему возражений.
Что молодая вдова не поминала его более «лихом», доказала она вскоре самым убедительным образом: через несколько месяцев вышла за молодого, красивого монаха, августинова ордена, Ивана (прозванного у нас, неизвестно почему, спасителем), которого умела своими зажигательными глазками
свести с ума, заставить скинуть белую рясу и окреститься в русскую веру.
Он не раз
провожал малютку в его тайных путешествиях и вместе
с ним радовался открытию сообщения
с милым узником.
Почти всю ночь пробыл узник на молитве. Грустно было ему расставаться
с этим миром; но мысль, что он в чистоте сдает свою земную одежду, что любовь и дружба
провожают его такими искренними, живыми изъяснениями, облегчали для него путь креста.
Как переменился маленький любимец великого князя
с тех пор, как он не видал его! Куда девались румянец в лице, живость в глазах? Все это сменили истома, мертвизна; глаза впали, лицо
свело, губы запеклись, будто подернуло их землею.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа
завели домашних гусей
с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно
с приятностию
проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Аммирал-вдовец по морям ходил, // По морям ходил, корабли
водил, // Под Ачаковом бился
с туркою, // Наносил ему поражение, // И дала ему государыня // Восемь тысяч душ в награждение.
Кличет старосту // И
заводит с ним речь окольную;
Его
водили под руки // То господа усатые, // То молодые барыни, — // И так, со всею свитою, //
С детьми и приживалками, //
С кормилкою и нянькою, // И
с белыми собачками, // Все поле сенокосное // Помещик обошел.