Неточные совпадения
— Тридцать, — говорит Манька обиженным голосом, надувая губы, — ну
да, тебе хорошо, ты все ходы помнишь. Сдавай… Ну, так
что же дальше, Тамарочка? — обращается она к подруге. — Ты говори, я слушаю.
—
Да, но должны
же существовать какие-нибудь клапаны для общественных страстей? — важно заметил Борис Собашников, высокий, немного надменный и манерный молодой человек, которому короткий китель, едва прикрывавший толстый зад, модные, кавалерийского фасона брюки, пенсне на широкой черной ленте и фуражка прусского образца придавали фатоватый вид. — Неужели порядочнее пользоваться ласками своей горничной или вести за углом интригу с чужой женой?
Что я могу поделать, если мне необходима женщина!
— Зачем
же, черт побери, ты здесь толчешься? Я чудесно
же вижу,
что многое тебе самому противно, и тяжело, и больно. Например, эта дурацкая ссора с Борисом или этот лакей, бьющий женщину,
да и вообще постоянное созерцание всяческой грязи, похоти, зверства, пошлости, пьянства. Ну,
да раз ты говоришь, — я тебе верю,
что блуду ты не предаешься. Но тогда мне еще непонятнее твой modus vivendi [Образ жизни (лат.)], выражаясь штилем передовых статей.
— Ах,
да не все ли равно! — вдруг воскликнул он сердито. — Ты вот сегодня говорил об этих женщинах… Я слушал… Правда, нового ты ничего мне не сказал. Но странно — я почему-то, точно в первый раз за всю мою беспутную жизнь, поглядел на этот вопрос открытыми глазами… Я спрашиваю тебя,
что же такое, наконец, проституция?
Что она? Влажной бред больших городов или это вековечное историческое явление? Прекратится ли она когда-нибудь? Или она умрет только со смертью всего человечества? Кто мне ответит на это?
— Отчего
же? Может быть… — сказал раздумчиво помещик. —
Да что: может быть, в самом деле, нас свел благоприятный случай! Я ведь как раз еду в К. насчет продажи одной лесной дачи. Так, пожалуй, вы того, наведайтесь ко мне. Я всегда останавливаюсь в Гранд-отеле. Может быть, и сладим что-нибудь.
Первую жидкость надо сейчас
же слить в полоскательную чашку, — от этого чай становится чище и ароматнее,
да и, кстати, известно,
что китайцы — язычники и приготовляют свою траву очень грязно.
— Вы уж, ради бога, на меня не сердитесь… Ведь вас Василь Василич?.. Не сердитесь, миленький Василь Василич… Я, право
же, скоро выучусь, я ловкая. И
что же это вы мне всё — вы
да вы? Кажется, не чужие теперь?
— Да-а, — протянула она, как ребенок, который упрямится мириться, — я
же вижу,
что я вам не нравлюсь. Так
что ж, — вы мне лучше прямо скажите и дайте немного на извозчика, и еще там, сколько захотите… Деньги за ночь все равно заплачены, и мне только доехать… туда.
—
Да я
же ничего… Я
же, право… Зачем кирпичиться, душа мой? Тебе не нравится,
что я веселый человек, ну, замолчу. Давай твою руку, Лихонин, выпьем!
— Ну
да, — продолжал невозмутимо Симановский, — я покажу ей целый ряд возможных произвести дома химических и физических опытов, которые всегда занимательны и полезны для ума и искореняют предрассудки. Попутно я объясню ей кое-что о строении мира, о свойствах материи.
Что же касается до Карла Маркса, то помните,
что великие книги одинаково доступны пониманию и ученого и неграмотного крестьянина, лишь бы было понятно изложено. А всякая великая мысль проста.
— Ну и свинья
же этот ваш… то есть наш Барбарисов Он мне должен вовсе не десять рублей, а четвертную. Подлец этакий! Двадцать пять рублей,
да еще там мелочь какая-то. Ну, мелочь я ему, конечно, не считаю. Бог с ним! Это, видите ли, бильярдный долг. Я должен сказать,
что он, негодяй, играет нечисто… Итак, молодой человек, гоните еще пятнадцать. — Ну, и жох
же вы, господин околоточный! — сказал Лихонин, доставая деньги.
«Впрочем, посещения и уход украдкой г. де Б. приводили меня в смущение. Я вспомнил также небольшие покупки Манон, которые превосходили наши средства. Все это попахивало щедростью нового любовника. Но нет, нет! повторял я, — невозможно, чтобы Манон изменила мне! Она знает,
что я живу только для нее, она прекрасно знает,
что я ее обожаю». — Ах, дурачок, дурачок! — воскликнула Любка. —
Да разве
же не видно сразу,
что она у этого богача на содержании. Ах, она дрянь какая!
—
Что же, Любочка, поделаешь? Ведь и она его любила. Только она пустая девчонка, легкомысленная. Ей бы только тряпки,
да собственные лошади,
да брильянты.
—
Да бросьте, господин, — досадливо прервала его Любка. — Ну,
что все об одном и том
же. Заладила сорока Якова. Сказано вам: нет и нет. Разве я не вижу, к
чему вы подбираетесь? А только я на измену никогда не согласна, потому
что как Василий Васильевич мой благодетель и я их обожаю всей душой… А вы мне даже довольно противны с вашими глупостями.
Да к тому
же рассчитывала,
что при теперешнем сезонном наплыве новых проституток, у нее будет большой выбор, в
чем, однако, она ошиблась, потому
что сезон круто прекратился.
—
Да, сказала бы, — произнесла она задумчиво. И тут
же прибавила быстро, сознательно, точно взвесив смысл своих слов: —
Да, конечно, конечно, сказала бы! А ты не слыхал когда-нибудь,
что это за штука болезнь, которая называется сифилисом?
— Женя,
да выходите
же вы!
Что это за глупости?!
— Да-да, благодарю вас! Я теперь вспомнила. Она умерла? От
чего же?
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь
да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков.
Да к
чему же говорить? я и без того их знаю.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то
же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика
да бутылки толстобрюшки!
Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать,
что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)
Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного;
да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий.
Да я так только заметил вам. Насчет
же внутреннего распоряжения и того,
что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать.
Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
