Мазурка клонилась к концу: несколько пожилых мужчин и дам подходили
прощаться с бабушкой и уезжали; лакеи, избегая танцующих, осторожно проносили приборы в задние комнаты; бабушка заметно устала, говорила как бы нехотя и очень протяжно; музыканты в тридцатый раз лениво начинали тот же мотив.
— Я не
простилась с бабушкой, — продолжала она, не обращая внимания на его слова, — она не знает, скажите вы ей, а я уеду на заре.
После ужина все, по старинному прадедовскому обычаю,
прощались с бабушкой, то есть кланялись ей в землю, приговаривая: «Прости и благослови, бабушка…» Степенная, важеватая старуха отвечала поясным поклоном и приговаривала: «Господь тебя простит, милушка». Гордею Евстратычу полагались такие же поклоны от детей, а сам он кланялся в землю своей мамыньке. В старинных раскольничьих семьях еще не вывелся этот обычай, заимствованный из скитских «метаний».
Они поднялись вместе с Фифиной, принесли из темной каморки тюфячок, простыню, две подушки и вязаное полосатое одеяло. Старухи никогда не звали горничных и делали все сами. Постель была готова в две-три минуты. Тася
простилась с бабушкой, пожала руку Фифине и спросила, стоя в двери:
Неточные совпадения
Он глядел на Веру. Она встала, поцеловала руку у
бабушки, вместо поклона взглядом
простилась с остальными и вышла.
«Леонтий,
бабушка! — мечтал он, — красавицы троюродные сестры, Верочка и Марфенька! Волга
с прибрежьем, дремлющая, блаженная тишь, где не живут, а растут люди и тихо вянут, где ни бурных страстей
с тонкими, ядовитыми наслаждениями, ни мучительных вопросов, никакого движения мысли, воли — там я сосредоточусь, разберу материалы и напишу роман. Теперь только закончу как-нибудь портрет Софьи,
распрощаюсь с ней — и dahin, dahin! [туда, туда! (нем.)]»
На другой день к вечеру он получил коротенький ответ от Веры, где она успокоивала его, одобряя намерение его уехать, не повидавшись
с ней, и изъявила полную готовность помочь ему победить страсть (слово было подчеркнуто) — и для того она сама, вслед за отправлением этой записки, уезжает в тот же день, то есть в пятницу, опять за Волгу. Ему же советовала приехать
проститься с Татьяной Марковной и со всем домом, иначе внезапный отъезд удивил бы весь город и огорчил бы
бабушку.
Услуживая таким образом, мы пускались в разные разговоры
с бабушкой, и она становилась ласковее и более нами занималась, как вдруг неожиданный случай так отдалил меня от
бабушки, что я долго ходил к ней только здороваться да
прощаться.
Мы
с сестрицей каждый день ходили к
бабушке только здороваться, а вечером уже не
прощались; но меня иногда после обеда призывали в гостиную или диванную, и Прасковья Ивановна
с коротко знакомыми гостями забавлялась моими ответами, подчас резкими и смелыми, на разные трудные и, должно признаться, иногда нелепые и неприличные для дитяти вопросы; иногда заставляла она меня читать что-нибудь наизусть из «Россиады» или сумароковских трагедий.