К полудню мы поднялись на лесистый горный хребет, который тянется здесь в направлении от северо-северо-востока на юго-юго-запад и в среднем имеет высоту около 0,5 км. Сквозь деревья можно было видеть другой такой же перевал, а за ним еще какие-то горы. Сверху гребень хребта казался краем громадной чаши, а долина — глубокой ямой, дно которой
терялось в тумане.
Эта странная вера воспитывалась в людях поколениями, и начало ее
теряется в тумане того доброго старого времени, когда бежать было в самом деле очень легко и побеги даже поощрялись начальством.
Неточные совпадения
Кругом,
теряясь в золотом
тумане утра, теснились вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльбрус на юге вставал белою громадой, замыкая цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с востока.
— Да о чем вы меня спрашиваете? — сказала Наденька, откинувшись на спинку кресла. — Я совсем
растерялась… у меня голова точно
в тумане…
Мой переезд
в «Федосьины покровы» совпал с самым трудным временем для Пепки. У него что-то вышло с членами «академии», и поэтому он голодал сугубо.
В чем было дело — я не расспрашивал, считая такое любопытство неуместным. Вопрос о моем репортерстве
потерялся в каком-то
тумане. По вечерам Пепко что-то такое строчил, а потом приносил обратно свои рукописания и с ожесточением рвал их
в мелкие клочья. Вообще, видимо, ему не везло, и он мучился вдвойне, потому что считал меня под своим протекторатом.
Четверту ночь к нему ходила // Она и пищу приносила; // Но пленник часто всё молчал, // Словам печальным не внимал; // Ах! сердце полное волнений // Чуждалось новых впечатлений; // Он не хотел ее любить. // И что за радости
в чужбине, //
В его плену,
в его судьбине? // Не мог он прежнее забыть… // Хотел он благодарным быть, // Но сердце жаркое
терялось //
В его страдании немом, // И как
в тумане зыбком,
в нем // Без отголоска поглощалось!.. // Оно и
в шуме, и
в тиши // Тревожит сон его души.
Самое отношение к миру
теряется, человек действует заодно и как одно с миром, сознание заволакивается
туманом; час заклятия становится часом оргии; на нашем маловыразительном языке мы могли бы назвать этот час — гениальным прозрением,
в котором стерлись грани между песней, музыкой, словом и движением, жизнью, религией и поэзией.