Неточные совпадения
Раздался барабанный бой. Отряд входил уже на площадь и строился развернутым фронтом против крестьянской
толпы, лицом к лицу.
Толпа в первую минуту, ошеломленная рокотом барабанов и видом войска, стояла тихо, недоуменно…
— Батальон, — жай! —
раздалась с лошади зычная команда командира, — и мгновенно блеснув щетиной штыков, ружья шаркнулись к ноге. Шомпола засвистали и залязгали своим железным звуком в ружейных дулах. Крестьянская
толпа в ту ж минуту смолкла до той тишины, что ясно можно было расслышать сухое щелканье взводимых курков.
Раздался первый роковой залп, пущенный уже не над головами. И когда рассеялось облако порохового дыма, впереди
толпы оказалось несколько лежачих. Бабы, увидя это с окраин площади, с визгом бросились к мужьям, сынам и братьям; но мужики стояли тихо.
Раздался второй боевой залп — и несколько мужиков опять повалились… А когда все смолкло и дым рассеялся, то вся тысячеглавая
толпа, как один человек, крестилась… Над нею носились тихие тяжкие стоны и чей-то твердый, спокойный голос молился громко и явственно...
Толпа повалила на этот зов, — в коридоре
раздался треск и звон вышибленного стекла, чья-то рука через образовавшееся отверстие отодвинула задвижку, которою дверь запиралась — и препятствие было устранено.
— Жандармы! давить будут! — вскрикнуло несколько человек — и вся
толпа пришла в ярость. Забыто было и объяснение, и попечитель.
Раздались свистки, шиканье и крики: «Вон! вон!»
— Войско! Сброд всякий! Сволочь полицейская! Гнать их отсюда! Вон! долой! — снова поднялись яростные крики и вопли, и
толпа вторично готова была ринуться на войско, как вдруг
раздался резкий звук сигнального рожка.
Во всеобщей суматохе жандармский офицер и два-три солдата, спертые со всех сторон, обнажили сабли. Это уже переполнило чашу ярости и раздражения. Снова
раздались крики: «Войско вон! полиция вон!» — и
толпа уже смело двинулась к выходу из улицы.
— Браво! очень хорошо! Но зачем не сегодня? Зачем не сейчас? Мы требуем сегодня же! сейчас! сию минуту! без оттяжки, без разговоров! —
раздались в
толпе шумные замечания.
Едва успели те отправиться и дойти до ворот, как
раздались крики: «Депутатов забрали! депутаты арестованы!» — и вся
толпа ринулась к воротам выручать их.
— Берите и нас!.. Арестуйте и нас вместе с ними! Мы хотим быть с нашими товарищами! —
раздались вдруг крики из особой
толпы нематрикулистов, и вся она хлынула вперед, на соединение с арестованными.
Все одно прахом пойдет!» —
раздаются в этой
толпе поощрительные возгласы.
— Поберегись!.. Уйди!.. Прочь с дороги! Убью!.. Берегись! Караул!.. Ка-ра-у-у-ул! Стой!.. Что за человек такой? — неумолкаемо
раздается со всех сторон над одуревшею
толпою.
Когда читалась эта отписка, в
толпе раздавались рыдания, а посадская жена Аксинья Гунявая, воспалившись ревностью великою, тут же высыпала из кошеля два двугривенных и положила основание капиталу, для поимки Дуньки предназначенному.
Толпа раздалась, чтобы дать дорогу подходившему к столу Сергею Ивановичу. Сергей Иванович, выждав окончания речи ядовитого дворянина, сказал, что ему кажется, что вернее всего было бы справиться со статьей закона, и попросил секретаря найти статью. В статье было сказано, что в случае разногласия надо баллотировать.
Неточные совпадения
— Выходи, Федька! небось! выходи! —
раздавалось в
толпе.
Тем не менее глуповцы прослезились и начали нудить помощника градоначальника, чтобы вновь принял бразды правления; но он, до поимки Дуньки, с твердостью от того отказался. Послышались в
толпе вздохи;
раздались восклицания: «Ах! согрешения наши великие!» — но помощник градоначальника был непоколебим.
— Все ли вы тут? —
раздается в
толпе женский голос, — один, другой… Николка-то где?
Вдруг, в стороне, из глубины пустого сарая
раздается нечеловеческий вопль, заставляющий даже эту совсем обеспамятевшую
толпу перекреститься и вскрикнуть:"Спаси, Господи!"Весь или почти весь народ устремляется по направлению этого крика.
Вронский незаметно вошел в середину
толпы почти в то самое время, как
раздался звонок, оканчивающий скачки, и высокий, забрызганный грязью кавалергард, пришедший первым, опустившись на седло, стал спускать поводья своему серому, потемневшему от поту, тяжело дышащему жеребцу.