Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917

Василий Гурко

Василий Иосифович Гурко – блестящий русский боевой офицер, генерал от кавалерии, сын прославленного генерал-фельдмаршала, героя войны 1877–1878 г. В своих мемуарах Василий Иосифович правдиво и обстоятельно рассказывает о военных буднях русской армии, о действиях подчиненных ему частей, о тактике и стратегии воюющих сторон, а также о происходящих в России политических переменах.

Глава 4 ОККУПАЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ПРУССИИ

Вскоре после того, как мы возвратились из рейда на Маргграбову, нами из штаб-квартиры генерала Ренненкампфа была получена подробная диспозиция общего наступления, которое командующий армией намеревался предпринять в Восточной Пруссии.

Мне было предписано остаться со своей кавалерийской и с 5-й стрелковой дивизиями на фланге наступления, которое проводилось силами 1-й армии, и осуществлять прикрытие слева. Хотя нам было известно, что 2-я армия под командованием генерала Самсонова концентрировала свои силы где-то в окрестностях Ломжи^[27], никакой настоящей связи с этой армией пока налажено не было.

Для установления контакта с армией Самсонова я неоднократно высылал разъезды с офицерами, но всегда безуспешно. Генерал Ренненкампф имел в своем распоряжении четыре пехотных корпуса и не менее пяти кавалерийских дивизий, включая две гвардейские, которые прибыли из Петрограда совсем недавно, но уже успели побывать в деле у города Шталлупёнен близ известной пограничной станции Эйдкунен — Вержболово. В этом очень кровопролитном бою гвардейцы потеряли много своих офицеров.

Учитывая широкий масштаб операций, которые он намеревался предпринять, генерал Ренненкампф находился в невыгодном положении из-за незавершенной организации тыла его армии. Пока войска оставались на позициях без движения, эта проблема не особенно бросалась в глаза. Однако стоило только армии продвинуться на вражескую территорию, как стало болезненно ясно, насколько мало было запасено для наступления провианта. Впрочем, подобные неурядицы не могли остановить человека, наделенного таким отчаянным темпераментом, как генерал Ренненкампф. Он жаждал воспользоваться очевидной неподготовленностью германцев, которые, по всей видимости, отнюдь не рвались в бой. Вопреки желанию своего непосредственного начальства генерал Ренненкампф решил начать наступление в расчете на то, что его действия подвигнут Самсонова поступить аналогичным образом. Подобные концентрические удары несомненно могли бы позволить русским войскам без особых потерь захватить сильную оборонительную линию Мазурских озер. Более того, на тот момент не было оснований считать, что озерные перешейки сильно укреплены или удерживаются крупными силами противника.

В первые месяцы войны полевые укрепления практически не использовались; к рытью окопов прибегали только в исключительных случаях, причем и даже тогда устраивали нечто совершенно импровизированное. Повсюду в Восточной Пруссии мы находили большое количество колючей проволоки, но вся она была еще в мотках и лежала сваленная в ожидании начала позиционной войны. Мы встречали множество траншей, но германцы почти ничего не сделали для их укрепления. В то время быстрота наступления наших войск не позволяла им и думать о рытье траншей, которые в будущем опоясали фронты всех европейских армий. Наступление, планировавшееся генералом Ренненкампфом, должно было начаться на фронте шириной не менее ста километров и вестись несколькими колоннами. В полосе наступления находился Роминтенский лес, который Ренненкампф намеревался миновать, обогнув с юга и севера, чтобы избежать лесных боев, поскольку у германских частей в этом районе имелось преимущество, обеспеченное помощью егерей и охотников, которых кайзер Вильгельм содержал в своих охотничьих угодьях.

Надежда Ренненкампфа на то, что поначалу мы столкнемся только со слабым сопротивлением неприятеля, оправдалась только отчасти; всем наступающим колоннам, так же как и подчиненной мне 5-й стрелковой дивизии, пришлось вести упорные бои. По окончании наступления я постарался выяснить, что о последних событиях думают различные командиры. Общее мнение было таково, что германцы стремились любой ценой сохранить инициативу и тяготели к наступательной тактике. Они проявляли достаточную напористость, а предприимчивость чувствовалась не только в действиях небольших частей, но и маленьких пехотных подразделений, причем даже в тех случаях, когда они лишались всех своих офицеров. С другой стороны, в открытом оборонительном бою они не отличались особым упорством, а при отступлении после схватки их способность к сопротивлению постепенно становилась совершенно ничтожной. В тот период войны у нас не ощущалось сколько-нибудь серьезной нехватки артиллерии, хотя было очевидно, что германцы обладают громадным преимуществом в орудиях всех типов, а в первую очередь — в гаубицах и крупнокалиберных пушках. Такая артиллерия у нас практически отсутствовала. Германцы имели возможность снабжать тяжелыми орудиями того или иного типа даже свои кавалерийские части и расходовали артиллерийские боеприпасы без оглядки на будущее. Со временем это привело к нехватке снарядов; в течение 1914 года мы находили инструкции германского Верховного командования, предписывавшие экономно использовать артиллерийские боеприпасы.

Невзирая на сильное сопротивление противника, наши войска с ежедневными боями продолжали двигаться вперед и вскоре после начала наступления заняли город Инстербург^[28], куда генерал Ренненкампф перенес армейскую штаб-квартиру.

Здесь армия Ренненкампфа впервые ощутила недостатки в организации своего тыла; снабжение солдат начало осуществляться с огромным трудом. Впрочем, в этом отношении наши проблемы не шли ни в какое сравнение с германскими. Тем не менее противник мог использовать как для обороны страны, так и для вторжения на нашу территорию густую сеть обычных и узкоколейных железных дорог. Более того, он имел возможность применять для перевозок по проселочным дорогам механический транспорт, тогда как у нас в этот период такие средства практически отсутствовали. Когда мои кавалеристы пришли в соприкосновение с германцами, они могли видеть позади неприятельских боевых порядков длинные колонны всевозможных грузовиков, заполненных войсками. Другим огромным преимуществом наших врагов была телефонная и телеграфная сеть; при отступлении в Восточной Пруссии германцы ее уничтожали, так что использовать ее мы могли только после тщательного ремонта. Еще меньшим преимуществом были для нас дороги с твердым покрытием, поскольку мы не имели ни легкого, ни тяжелого моторного транспорта. Когда начальнику военных сообщений моей дивизии удалось раздобыть три тяжелых моторных фургона, в штабах ближайших пехотных частей мне очень завидовали. Без этих машин мне нипочем не удалось бы во все время, пока на меня была возложена задача флангового прикрытия 1-й армии, ежедневно преодолевать с дивизией по пятьдесят километров. К счастью, в окрестностях не было недостатка в съестных припасах и фураже; на походе мы обнаруживали поразительное изобилие сельскохозяйственных продуктов. Были районы, через которые германские или наши собственные войска проходили по пять или шесть раз, в каждом случае забирая все необходимое для своего снабжения. Несмотря на это, поздней осенью 1914 года, во время нашей второй кампании в Восточной Пруссии, мы обнаружили сохранившиеся в этих местах громадные запасы продовольствия для людей и фуража для лошадей. И это — несмотря на то, что все армии, побывавшие там, использовали провиант, нисколько не заботясь о будущем. На меня произвели сильнейшее впечатление чрезвычайно высокие стандарты научного ведения сельского хозяйства, которые в Восточной Пруссии соблюдались повсеместно. Дело было не только в исключительном прилежании крестьян при обработке своих ферм, но и в том, что правительство, без сомнения, оказывало им всяческую поддержку.

Очевидно, только радикальными правительственными мерами можно было объяснить тот факт, что во всех районах Восточной Пруссии, через которые мы проходили, весь крупный рогатый скот был голландской породы — черные с белым животные, которых германцы, по всей вероятности, считали наиболее подходящими для этой страны. Кроме того, очень сильное впечатление на всех нас произвело богатство крестьянских хозяйств и странное единообразие их построек. Все подворья состояли из нескольких каменных строений, в одном из которых жили хозяева, а другие использовались для сельскохозяйственных нужд; все вместе было обнесено высокими каменными стенами. Эти дворы напоминали маленькие крепости и очень часто играли чрезвычайно важную роль во время наших боев с германцами. К несчастью, наибольшую пользу они приносили именно им. Наша полевая артиллерия оказывалась в значительной степени бессильна против толстых стен, тогда как в моменты, когда мы сами занимали эти временные укрепленные пункты, крупнокалиберные гаубичные снаряды противника, которые наши солдаты окрестили «чемоданами», сокрушали все вокруг нас, причем много людей выбывало из строя из-за ранений, причиненных осколками камня.

Я уже упоминал, что во время нашего наступления по территории Восточной Пруссии практически все германское население бежало во внутренние районы страны. Сельские жители увозили с собой большую часть имущества на деревенских телегах, бросая в своих усадьбах только скот и домашнюю птицу. Городское население, которое, разумеется, могло воспользоваться железнодорожным сообщением, тысячами бежало в глубь страны. В начале нашей первой кампании в Восточной Пруссии мы были свидетелями бегства сельского населения, в то же время обитатели пограничных городков все оставались на месте. Это доказывает, что наше наступление оказалось для германцев полной неожиданностью. Но ближе к концу нашего первого вторжения и в особенности во время второго Восточная Пруссия совершенно обезлюдела. Народ бежал из городов. Все здоровое население уехало на запад, и мы свободно бродили по их опустевшим селениям. В городах остались только немногие наиболее храбрые из жителей; возможно, они не вполне доверяли распространявшимся по всей Германии подобно лесному пожару пугающим рассказам о бесчинствах, творимых нашими войсками.

Характерный случай произошел в городке Ангербург, которого мы достигли, пройдя ускоренным маршем пятьдесят два километра в те дни, когда у нас еще не было грузовых автомобилей, на которых можно было подвезти для солдат провизию. До Ангербурга мы добрались уже под вечер, причем германцы оставили его всего за несколько часов до нашего появления. Офицеры доложили мне, что у них нет для своих людей хлеба, а запас сахара, чая и соли почти совсем истощился. Я приказал узнать, как обстоят дела в местных хлебопекарнях, но выяснилось, что все они заперты и покинуты владельцами. В городе не оказалось и представителей муниципальных властей. По улицам поодиночке прогуливались горожане, с любопытством поглядывая на отдыхавших русских солдат. Я велел бить набат на колокольне кирхи и дать знать гражданам городка, что они должны собраться на рыночной площади. Мало-помалу там собралась небольшая толпа людей общим числом около трехсот человек, состоявшая в основном из стариков и старух. Обратясь к ним, я попросил указать мне кого-нибудь, кто мог бы взять на себя обязанности мэра и выступить посредником между мной и горожанами. После шумного обсуждения было названо имя; из толпы вышел, а скорее был вытолкнут какой-то мужчина. Позднее я узнал, что он был владельцем продовольственного магазина. Затем я в присутствии толпы сообщил ему, в чем состоят мои требования. А именно: жители должны немедленно начать работу во всех городских пекарнях, определив в каждую из них необходимое число женщин для выпечки хлеба. Мне уже успели доложить, что в закрытых пекарнях имеется сколько угодно муки. На следующее утро в мою кавалерийскую дивизию, в которой насчитывалось тогда примерно 4 тысячи человек личного состава, должен быть доставлен двухдневный запас хлеба, а также достаточное количество сахара, чая, соли и табака. Пока я объяснял все это новоизбранному бургомистру, стало ясно, что он вовсе не склонен оказать нам содействие и выдвигает всевозможные причины, которые якобы не позволяют снабдить нас всем требуемым.

Следующей нашей заботой были автомобили. Вспомнив произошедший в Маргграбове инцидент, когда германская машина под красным крестом, прикрываясь желанием подобрать раненых, неожиданно, когда дорога случайно освободилась, умчалась на запад, в Ангербурге я решил не рисковать, когда из штаба мне сообщили, что видели в городе автомобиль, который можно использовать. Тогда я еще раз обратился к толпе и объявил, что, поскольку моторные средства передвижения используются для военных надобностей, я требую от присутствующих граждан незамедлительно сообщить, где находятся все наличные в городе автомобили, так как они, без сомнения, отлично знают, где их содержат. Кроме того, я добавил, что сказанное мной — вовсе не шутка и, если требуемая информация не будет представлена, я прикажу расстреливать всех живущих в тех домах, где будут обнаружены автомобили, или же, за отсутствием обитателей, расстреливать жителей соседних домов. Этот приказ я отдал в манере, указывающей на невозможность им пренебречь, имея при этом в виду, что в случае, если горожане поверят в серьезность угрозы, мне никогда не придется приводить ее в исполнение. Впечатление, произведенное моими словами, превзошло все ожидания. Сначала из толпы раздались голоса людей, предлагавших проводить нас к местам стоянки автомобилей. Предложенные ими сведения на поверку оказались совершенно точными, хотя, к большому сожалению, все указанные нам машины оказались неисправны и из годного к употреблению нам удалось обнаружить только некоторое количество запасных частей. Однако заявленная мной угроза расстрелов неожиданно привела нового бургомистра к выводу, что все мои требования удовлетворить вполне возможно. Добровольцы отправились печь хлеб, и к следующему утру все мои приказы о реквизициях были выполнены с буквальной точностью. Полученных таким образом припасов дивизии хватило на несколько дней.

Хотя отступление из Восточной Пруссии доставило нам множество неприятностей, можно сказать, что для Германии последствия нашей операции оказались неизмеримо более серьезными. В города, расположенные в глубине страны, тысячами устремились беженцы, распространявшие по пути баснословные рассказы о жестокостях, якобы творимых нашими войсками. Особенно много диких слухов ходило о действиях наших казаков и об их предполагаемых зверствах в отношении мирного населения. Могу с уверенностью заявить, что эти россказни в пересказе только уснащались новыми жуткими подробностями и вызвали в германских городах настоящую панику. Эти истории, имевшие тогда хождение по всей Германии, не могли не повлиять (разумеется, мне трудно судить о степени этого влияния) на германские военные власти, которые со всех сторон подвергались тогда давлению с целью заставить их предпринять попытку пресечь наше наступление в Восточной Пруссии. Добиться этого в тот момент они могли единственно путем крупной передислокации войск со своего Западного фронта, а на такой шаг германское командование могло согласиться только с огромной неохотой. Тем не менее, когда армия генерала Самсонова приступила к активным боевым действиям, германское Верховное командование осознало, что оборонительная линия вдоль Мазурских озер, а вслед за ней и вся Восточная Пруссия с большой вероятностью могут попасть в наши руки. Такое событие наверняка должно было рассматриваться германским народом как имеющее величайшую важность и могло, что вполне вероятно, иметь огромное влияние на окончательный исход всей кампании. Не следует забывать, что, по общему в то время убеждению, война должна была продлиться всего несколько месяцев. Нет сомнения, что при других обстоятельствах германское командование предпочло бы в первую очередь добиться решительного успеха на французском фронте — пусть даже ценой временного поражения в Восточной Пруссии. Как бы то ни было, но в конце концов германцы решили усилить свой Восточный фронт за счет Западного. Их выбор, как потом выяснилось, оказал огромное влияние на весь будущий ход войны. Это лишний раз показывает, насколько опасно в любом деле, а в особенности — при проведении боевых операций отказываться от раз принятого решения даже при условии, что изменение плана сулит временный успех.

Примечания

27

Ломжа — центр приграничной с Восточной Пруссией Ломжинской губернии. Теперь в Польше.

28

Инстербург — после 1946 г. Черняховск Калининградской области.