Полояров почти повалился в подставленное ему кресло, трясущеюся рукою взял от чиновника стакан и жадно вытянул из него всю воду. Всхлипыванья
стали меньше. Через несколько минут он сделался гораздо спокойнее, но все-таки в величайшем смущении чувствовал, что глаз поднять не может ни на своего столь внимательного допросчика, ни на глубоко пораженного Устинова, и особенно на Устинова.
Неточные совпадения
— Ну, нет, милый! Это ты, должно, блазное слово молвишь! Чтобы русский человек
малых ребят
стал штыком колоть, этого ни в жизнь невозможно! Вот у нас, точно что бывало, злотворцы наши, чиновники земские понаедут, молельни позапирают, иконы святые отберут, иной озорник и надругательство какое сотворит, это все точно бывает об иную пору, а чтобы баб с ребятами в церкви колоть — это уж неправда!
— Опять
маленькое резонерство! — подхватил Хвалынцев. — Это говорит голова или, пожалуй, сознание долга, но никак не сердце. Такого нестоящего человека как ни люби, а наконец все-таки
станешь к нему равнодушною. Тогда что?
— А, вы понимаете это! Вашу руку! Дайте пожать ее! — многозначительно промолвил он. — Послушайте, голубчик, у меня до вас будет одна
маленькая просьбица, — вдруг переменил он тон и заговорил в фамильярно-заигрывающем и приятельски-заискивающем роде, — не можете ли одолжить мне на самый короткий срок сущую безделицу: рублишек десяток, не более… Я должен за свою последнюю
статью получить послезавтра… Мы с вами сочтемся.
— А! на то и существуют на свете загадки, чтобы их отгадывать. Вы видите, что мне кое-что известно, и — поверьте слову — я бы никак не
стал заводить речь о таких деликатных предметах, как
Малая Морская улица, если бы в этом не было самой настоятельной надобности.
Доказательства этому пан Духинский находил между прочим и в том, что наши женщины отличаются
маленькой ножкой — явный признак сродства с китаянками и что москали вовсе не подвержены ревматизму, который будто бы есть специальная болезнь цивилизованной Западной Европы; мы же до того монголы, что не можем даже чувствовать ревматической ломоты, и что,
стало быть, в видах охранения цивилизованного мира надо восстановить на месте нынешней России старую Польшу, а москалей прогнать за Урал в среднеазиатские степи.
Сумма его месячного заработка превышала заработок других; поэтому Моисею было обидно, что с какой же
стати он должен свой заработок отдавать в кассу, находящуюся в заведывании Полоярова, и с какой
стати этот самый Полояров, зарабатывая гораздо
меньше, но пользуясь равными условиями жизни, живет, в некотором роде, на его, Фрумкина, счет?
Письмо это сначала озадачило всех слушателей. Малгоржан уже
стал было сладко улыбаться своими жирными глазами. Анцыфров ласково заегозил и головенкой, и руками, и ногами — точь-в-точь как
маленький песик с закорюченным хвостиком, а князь просто заржал от восторга и, слюняво сюсюкая, горячо ухватил и тряс руку Полоярова...
Потеряв щедрую «кузинку», Малгоржан принялся с горя объяснять свою восточную страсть Лидиньке Затц и был ею утешен в самом непродолжительном времени.
Маленький Анцыфрик
стал было ревновать, но Лидинька каждый раз его просто-напросто била за столь неуместное, непоследовательное и дикое чувство. И каждый раз после такой трепки злосчастный пискунок взмащивался с ножками на подоконнике и принимался горько плакать, думая себе, за что это он уродился таким несчастным, что все его обижают.
Сказал и туго надул синие щеки свои, как бы желая намекнуть, что это он и есть владыка всех зефиров и ураганов. Он вообще говорил решительно, строго, а сказав, надувал щеки шарами, отчего белые глаза его
становились меньше и несколько темнели.
Дерсу стал вспоминать дни своего детства, когда, кроме гольдов и удэге, других людей не было вовсе. Но вот появились китайцы, а за ними — русские. Жить становилось с каждым годом все труднее и труднее. Потом пришли корейцы. Леса начали гореть; соболь отдалился, и всякого другого зверя
стало меньше. А теперь на берегу моря появились еще и японцы. Как дальше жить?
Наконец смятение и тревога, окружавшие меня, вызванные мною, утихают; людей
становится меньше около меня, и так как нам не по дороге, я более и более остаюсь один.
Недели с три каждый день я, не разгибая спины, мучился часа по два сряду, покуда наконец не достиг кой-каких результатов. Перо вертелось уже не так сильно; рука почти не ерзала по столу; клякс
становилось меньше; ряд палок уже не представлял собой расшатавшейся изгороди, а шел довольно ровно. Словом сказать, я уже начал мечтать о копировании палок с закругленными концами.
Неточные совпадения
А князь опять больнехонек… // Чтоб только время выиграть, // Придумать: как тут быть, // Которая-то барыня // (Должно быть, белокурая: // Она ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою // В то время левый бок) // Возьми и брякни барину, // Что мужиков помещикам // Велели воротить! // Поверил! Проще
малого // Ребенка
стал старинушка, // Как паралич расшиб! // Заплакал! пред иконами // Со всей семьею молится, // Велит служить молебствие, // Звонить в колокола!
Доволен Клим. Нашел-таки // По нраву должность! Бегает, // Чудит, во все мешается, // Пить даже
меньше стал! // Бабенка есть тут бойкая, // Орефьевна, кума ему, // Так с ней Климаха барина // Дурачит заодно. // Лафа бабенкам! бегают // На барский двор с полотнами, // С грибами, с земляникою: // Все покупают барыни, // И кормят, и поят!
Вышел вперед белокурый
малый и
стал перед градоначальником. Губы его подергивались, словно хотели сложиться в улыбку, но лицо было бледно, как полотно, и зубы тряслись.
Но пред началом мазурки, когда уже
стали расставлять стулья и некоторые пары двинулись из
маленьких в большую залу, на Кити нашла минута отчаяния и ужаса.
В поиске Ласки, чем ближе и ближе она подходила к знакомым кочкам,
становилось больше и больше серьезности.
Маленькая болотная птичка только на мгновенье развлекла ее. Она сделала один круг пред кочками, начала другой и вдруг вздрогнула и замерла.