Неточные совпадения
— Енарал!.. Енарал приехал! — пробежало из уст в уста по кучкам толпы — и головы ближайших
к возку мужиков почтительно обнажились. Но это длилось
не более полуминуты…. разглядели слишком молодое
лицо приезжего, его баранью шубу и решили, что генералу таковым быть
не подобает. Обнаженные головы снова накрылись, хотя возок и продолжал еще возбуждать любопытство толпы.
Поручик, юный годами и опытностью, хотя и знал, что у русских мужиков есть обычай встречать с хлебом и солью, однако полагал, что это делается
не более как для проформы, вроде того, как подчиненные являются иногда
к начальству с ничего
не значащими и ничего
не выражающими рапортами; а теперь, в настоящих обстоятельствах, присутствие этого стола с этими стариками показалось ему даже, в некотором смысле, дерзостью: помилуйте, тут люди намереваются одной собственной особой, одним своим появлением задать этому мужичью доброго трепету, а тут вдруг, вовсе уж и без малейших признаков какого бы то ни было страха, выходят прямо перед ним,
лицом к лицу, два какие-то человека, да еще со своими поднесениями!
— Так, стало быть, вы, барон, полагаете, что войска посылать
не следует? — совещательно обратился
к нему Непомук, заранее изображая выражением своего
лица полнейшее и беспрекословное согласие с мнением блистательного гостя.
— «Мужики! Мужики!» — что такое «мужики»?.. Мужики — это вздор! Никаких тут мужиков нам и
не надобно. Главная штука в том, — значительно понизил он голос, наклоняясь
к лицу молодой девушки, — чтобы демонстрацию сделать… демонстрацию правительству, — поймите вы это, сахарная голова!
Член, принадлежащий
к тройке, знал только
лиц, входящих в ее состав;
лица же других троек известны ему
не были.
Но тщетно прохаживался и ждал увлекающийся юноша, тщетно заглядывал в
лицо чуть
не каждому прохожему, —
к нему никто
не прикасался и
не шептал таинственного слова.
— Ну, уж что сказано раз… так уж нечего говорить, — пробурчал наконец Ардальон сквозь зубы, в каком-то раздумье. — Да, пожалуйста, слезы-то в сторону! — прибавил он, заметив, что невеста вытерла платком свои глаза; — терпеть
не могу, когда женщины плачут: у них тогда такое глупое
лицо —
не то на моченую репу,
не то на каучуковую куклу похоже… Чего куксишь-то? Полно!.. Садись-ка лучше ко мне на колени — это я, по крайности, люблю хоть; а слезы —
к черту!
Майор, запахнув халатик, подкрался на цыпочках
к двери и осторожно заглянул на дочь из своей комнаты. Тревога отеческой любви и вместе с тем негодующая досада на кого-то чем-то трепетным отразились на
лице его. Нервно сжимая в зубах чубучок своей носогрейки, пришел он в зальце, где сидела Нюта,
не замечавшая среди горя его присутствия, и зашагал он от одного угла до другого, искоса взглядывая иногда на плачущую дочку.
— До свиданья… до свиданья… — вся слегка дрожа, тихо шептала и принужденно улыбалась девушка и глядела в его
лицо, отрывая и в то же время
не желая отрывать от его губ свою руку. — Ну, будет… будет… Пойдемте… Пора… Тетушка ждет
к чаю…
Толковали, что всякие сходки положительно и безусловно воспрещены «Дополнением
к министерским правилам от 21-го июня», но никто из начальствующих
лиц не появлялся перед студентами с объявлением об этом воспрещении.
Множество
лиц, так или иначе близких студентству и принадлежащих университету в качестве вольнослушателей, любителей, студенток, и множество
лиц к университету
не принадлежащих, но почему-либо сочувствующих студентскому движению, явились тоже на Невский.
Выйдя от Доминика, Хвалынцев пошел по направлению
к Полицейскому мосту.
Не доходя голландской церкви, близ магазина Юнкера, он почувствовал, что кто-то легонько дотронулся сзади до его локтя, обернулся и вдруг онемел от неожиданного радостного изумления. Перед ним стояла Татьяна Николаевна Стрешнева.
Лицо ее улыбалось и радовалось.
Хвалынцев, увлеченный теперь делами своего сердца более, чем делами студентства,
не был на сходке, которая собралась около университета 2-го октября — день, в который начальство словесно обещало открыть лекции. Но лекции открыты
не были. По этому поводу на сходке произошли некоторые демонстрации, результатом которых были немедленные аресты. Между прочим арестованы тут же несколько
лиц,
к университету
не принадлежавших.
Он
не видел ее
лица,
не видел того выражения и той улыбки, которая играла на нем в эту минуту, но чувствовал, что эта женщина близко склоняется над его поникшим
лицом, почти приникает
к самому плечу его; чувствовал на горячей щеке своей легкое, случайное прикосновение ее душистого локона; чувствовал, что она
не отрывает и
не хочет отрывать рук из-под его поцелуев, и какое-то странное благоговение
к ней проницало всю его душу.
Надо было
не допустить этой встречи по крайней мере хоть до тех пор, когда все уже будет кончено, когда рекомендательное письмо от очень значительного
лица из Главного Штаба
к полковому командиру и начальнику дивизии будет добыто чрез Чарыковского, когда деньги и подорожная будут лежать в кармане, так что только бы завтра сесть и ехать, тогда пусть себе на прощанье повидается.
Свитка внимательно следил за выражением его
лица и видел, как тревожно забегали его глаза по этим косым строчкам. «Бога ради, где вы и что с вами?» — стояло в этой записке. «Эта ужасная неизвестность вконец измучила меня. Я просто голову теряю. Если вы вернетесь в эту квартиру живы и здоровы, то Бога ради,
не медля ни одной минуты, сейчас же приезжайте
к нам. Все равно в какое время, только приезжайте. Если же нельзя, то хоть уведомьте. Я жду. Ваша Т.»
Бывало, нарочно с тайною мыслью про себя, как-нибудь кстати приплетет старуха его имя, вспомня, что вот это, мол, рассказывал Константин Семенович, а вот то-то случилось при Константине Семеновиче, а вот это блюдо он очень любил, или
к тому-то вот так-то относился; но при всех этих случаях втайне любопытный взор ее
не мог отыскать в
лице девушки ничего такого, что помогло бы хоть чуточку раскрыть ей загадку.
Полояров первый очень храбро подлетел теперь
к двери, внимательно вгляделся в новоприбывшее
лицо, и вдруг, словно бы
не веря собственным глазам, отступил назад, еще более смущенный, чем за минуту пред этим.
«Современник» кричал, что Тургенев — ненавистник всякого образования, особенно женского, ненавистник всего народа и молодежи, проповедник помещичьего разврата, и даже
не может поднести
лица своего
к микроскопу, для наблюдений над козявкой, «а наши, мол, девушки готовы смотреть в микроскоп на что только угодно и даже ручками потрогать» [«Современник», март 1862.
— А что?
не рискнуть ли и в самом деле? — повернул он прояснившееся
лицо к приятелю.
С утра они, по обыкновению, разбрелись; но Полояров остался дома и все время запершись сидел в своей комнате. Вечером же, когда все собрались, он сам, без всякого зова и понуждения, очень спокойно вышел
к ним в залу. В
лице его было гордое и несколько презрительное спокойствие незаслуженно-оскорбленного достоинства. Это
лицо как будто говорило: «а все-таки вы-де дурачье, и я стою настолько высоко, что все ваши оскорбления никак до меня
не достигнут».
С мужчин срывали часы, нагло,
лицом к лицу, запускали руку в карманы и вытаскивали бумажники, с женщин рвали цепочки, браслеты, фермуары, даже вырывали серьги из ушей,
не говоря уже о шалях и бурнусах, которые просто стягивались с плеч, причем многие даже сами спешили освободиться от них, из боязни задушиться, так как застегнутый ворот давил собою горло.
8-го июня было объявлено о закрытии воскресных школ и других училищ, учрежденных при войсках, для
лиц,
не принадлежащих
к военному ведомству.
Государь император, имея в виду, что при многих воинских частях также учреждены воскресные бесплатные школы, что по затруднительности за ними надзора злоумышленные люди могут и в этих школах проводить вредные и ложные учения, что притом обнаружены уже некоторые преступные покушения увлечь и нижних чинов
к нарушению долга службы и присяги, высочайше повелеть соизволил, в предупреждение могущих быть пагубных последствий, ныне же закрыть все учрежденные при войсках воскресные школы и вообще всякие училища для
лиц,
не принадлежащих
к военному ведомству, и впредь никаких сборищ посторонних людей в зданиях, занимаемых войсками, отнюдь
не допускать».
Неточные совпадения
Лука стоял, помалчивал, // Боялся,
не наклали бы // Товарищи в бока. // Оно быть так и сталося, // Да
к счастию крестьянина // Дорога позагнулася — //
Лицо попово строгое // Явилось на бугре…
Бурмистр потупил голову, // — Как приказать изволите! // Два-три денька хорошие, // И сено вашей милости // Все уберем, Бог даст! //
Не правда ли, ребятушки?.. — // (Бурмистр воротит
к барщине // Широкое
лицо.) // За барщину ответила // Проворная Орефьевна, // Бурмистрова кума: // — Вестимо так, Клим Яковлич. // Покуда вёдро держится, // Убрать бы сено барское, // А наше — подождет!
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся
к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что
не один он погряз, но в
лице его погряз и весь Глупов.
Ни в фигуре, ни даже в
лице врага человеческого
не усматривается особливой страсти
к мучительству, а видится лишь нарочитое упразднение естества.
Княгиня Бетси,
не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное
лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты
к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.