Неточные совпадения
Поручик, юный годами и опытностью, хотя и знал, что у русских мужиков есть обычай встречать с хлебом и солью, однако полагал, что это делается не более
как для проформы, вроде того,
как подчиненные являются иногда к начальству с ничего не значащими и ничего не выражающими рапортами; а теперь, в настоящих обстоятельствах, присутствие этого стола с этими стариками показалось ему даже, в некотором смысле, дерзостью: помилуйте, тут
люди намереваются
одной собственной особой,
одним своим появлением задать этому мужичью доброго трепету, а тут вдруг, вовсе уж и без малейших признаков
какого бы то ни было страха, выходят прямо перед ним, лицом к лицу, два какие-то
человека, да еще со своими поднесениями!
Толпа жадно слушала, хватая на лету из пятого в десятое слово, и ничего не понимала. В ней,
как в
одном человеке, жило
одно только сознание, что это читают «заправскую волю».
— Ха, ха, ха! — изящно смеялся он, немножко в нос и немножко сквозь зубы,
как только и умеют смеяться после обеда
одни высокоблаговоспитанные
люди. — Бунт, восстание!.. ха, ха, ха!.. Этот полковник, должно быть, большой руки трус… Зачем он там?.. Да и вообще, скажите мне, что это? Я давеча не успел хорошенько расспросить у вас.
И острослов направился своею лениво-перевалистою походкою к
одной полной пожилой даме, которая, невзирая на двух взрослых и рядом с нею сидящих дочерей, все еще стремилась молодиться и нравиться, и разговаривая с
людьми, глядела на них не иначе
как сквозь лорнет.
— Ой, нет!
Как же ж таки-так до бискупа? До бискупа дойдут своим чередом. Там уж у нас есть надежные
люди — на них и отправим. А там уж передадут… Я думаю так, что рублей четыреста сам я пошлю, а об остальных попрошу пана Болеслава, либо Подвиляньский пусть поручит пану Яроцю, а то неловко
одному переправлять такую большую сумму.
— Прежде
людьми пренебрегали за
какое качество дурное, за порок
какой там, что ли, а ныне за
одну только старость пренебрегать начали.
— Мы! то есть я, например… я, Анцыфров, Затц… Вот приятель есть у меня
один, Лукашка, — у,
какая у бестии богатая башка, я вам скажу! Ну, вот мы… и еще есть некоторые… Люди-то найдутся! У нас, сударь мой, слово нейдет в разлад с делом.
— Э, господин Хвалынцев! — перебил Свитка, — но ведь это отвели барашков… это отвели хор, а вы в хор не годитесь: вы из породы солистов. Ведь туда, если я не ошибаюсь, кажись, и Полоярова нынче же отвели с толпою; но
какому же порядочному, серьезному
человеку охота стоять в
одной категории, с позволения сказать, с господином Полояровым? Помилуйте!
Она сохранила видимое спокойствие, прощаясь с любимым
человеком, не более
как с обыкновенным хорошим знакомым — всякое другое прощание было бы слишком тяжело и неловко для него: она чувствовала это, молча проводила его глазами до дверей, и осталась
одна.
Полоярова подержали-подержали да и выпустили. Да и что ж более оставалось с ним делать,
как не выпустить? Не держать же
человека за
одну только глупость его! Впрочем, арест был вменен ему в наказание.
Какой-то молодой
человек, без сюртука, одетый в
одну рубашку и панталоны, с студентской фуражкой на голове, с топором за кожаным поясом, предводительствуя небольшой группой своих товарищей-студентов, просто поражал толпу, смотревшую на пожар, чудесами неимоверного мужества.
Толковали, что дворник поймал на поджоге протопопа в камилавке; что поджигает главнейшим образом какой-то генерал, у которого спина намазана горючим составом, так что стоит ему почесаться спиною о забор — он и загорится; что за Аракчеевскими казармами приготовлено пять виселиц, и на
одной из них уже повешен
один генерал «за измену»; что пожарные представили
одного иностранца и
одного русского, которые давали им 100 р., чтобы только они не тушили Толкучего рынка; что семидесятилетняя баба ходила в Смольный поджигать и, схваченная там, объяснила на допросе, будто получила 100 рублей, но не откроет-де, кто дал ей деньги, хошь в кусочки искрошите; что Петербург поджигает целая шайка в триста
человека и что видели,
как ночью Тихвинская Богородица ходила, сама из Тихвина пришла и говорила: «вы, голубчики, не бойтесь, эфтому кварталу не гореть».
Один из служащих в министерстве (некто П.,
как назвало «Наше Время») представил-де этот шар по начальству, и оказалось, что «бомба» сделана из трута, напитанного внутри разными веществами,
как маленькие курительные свечи, но не черного, а бурого цвета, и будто
люди, сведущие в химии, объявили, что бомба могла быть сделана не иначе-де,
как в химической лаборатории.
Я удивляюсь только
одному, — несколько помолчав, опять обратился Устинов к Стрешневой, —
как это вы, с вашим простым и ясным здравым смыслом, могли сойтись с этими «новыми
людьми»?
Как бы страшно ни заклеймили тебя эти
люди, твои же братья, но зная, что есть на Божьем свете хоть
одна бедная душа, которая тебя любит и верит в тебя, которая для тебя на все готова, — о! зная это, можно стать выше всех этих
людей и всей слепой злобы их!
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни
один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть
одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да
как же и не быть правде? Подгулявши,
человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто
как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков, молодой
человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и,
как говорят, без царя в голове, —
один из тех
людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам? Я на вас
одних полагалась,
как на порядочного
человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот
как со мною поступили!
— Коли всем миром велено: // «Бей!» — стало, есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого и бить? // Не нам
одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали,
как сквозь строй! —