Неточные совпадения
Пока еще не раздались эти выстрелы, адъютант почему-то воображал себе, что все это будет как-то не так, а иначе, и как будто легче, как будто красивее, а на
деле оно вдруг оказалось совсем по-другому — именно так, как он менее всего мог
думать и воображать.
— Да я… я было
думала… я уверена была, что все это
дело народное.
— Юж! — махнув рукою, тихо засмеялся ксендз-пробощ. — И теперь вот, я
думаю, где-нибудь по кабакам шатается! На другой же
день, как приехал, так и отправился в веси. Лондонских прокламаций понавез с собою — ловкий человек, ловкий!
— Гм… так и
думал!.. Так и
думал!.. — раздумчиво прошептал он, как бы сам с собою. — Гм… А как он вообще до
дела… безвредный?
— Для
дела вообще это было бы хорошо. И люди нашлись бы. Я так
думаю.
Молоденькой барышне сильно хотелось заявить свой талант, хотя бы даже и в роли горничной, но маменька наотрез запретила ей даже и
думать о спектакле, сочтя все это
дело за желание со стороны губернаторши пустить ей шпильку, и усмотрела в нем даже оскорбление всему дворянскому сословию, почему и поспешила заявить Шписсу, что отныне нога ее не будет не только что в спектакле, но и в доме самой губернаторши.
Думают, что все так глупы и слепы, что никто ничего не замечает!» Фелисата Егоровна в ужасе качает головой, и идет рассказывать — как противная Ярыжникова, в неприличной позе, за кулисами шепталась и целовалась, и обнималась со своим аманом, а на следующий
день весь город уже уверял, что madame Ярыжникова делала в кулисах такое, про что и сказать невозможно.
— Господи Боже мой! — продолжал он, — двадцать лет знаю человека, встречаюсь каждый
день, и все считал его русским, а он вдруг, на тебе, поляк оказывается! Вот уж не ожидал-то! Ха-ха-ха! Ну, сюрприз! Точно что сюрприз вы мне сделали! А ведь я какое угодно пари стал бы держать, что славнобубенский стряпчий наш Матвей Осипыч — русак чистокровный!.. Ведь я даже
думал, что он из поповичей!
Вам дается сроку два
дня на то, чтобы
подумать и решиться.
— А право, не знаю еще!..
Думаю, скоро, на
днях.
Мой разум, моя совесть наконец решительно воспрещают мне
думать исключительно о себе там, где надо бескорыстно служить
делу.
— Эх, ей-Богу, и вы туда же! — с некоторою досадой махнул он рукой. — От всех вокруг только и слышишь «
дело» да «
дело», а какое дело-то?.. Как подумать-то хорошенько, так и дела-то никакого нет!
— А в самом
деле, грустно как-то расставаться, — задумчиво сказала она. — До последней минуты об этом и не
думаешь, а тут — гляди — и грустно… Так все это хорошо было… время летело незаметно… и вдруг ничего этого не будет…
— Хе, хе… Оно конечно… Но знаете, один в поле не воин. Кабы все — другое
дело; всех не тронут! А вы, господин Хвалынцев, я вас полюбил, ей-Богу, полюбил! — продолжал Ардальон, отчасти в протекторском, отчасти в подлаживающемся тоне. — Я вас не знал прежде… Ведь я, признаться сказать,
думал все, что вы шпион.
Депутаты соглашаются, что и в самом
деле закрыт и что поэтому власти, пожалуй, и могут
думать, что студентов не существует, что они, депутаты, даже готовы на время согласиться в этом с властями, но в таком случае зачем же вы призвали убеждать нас попечителя?
— Сочтемся! — пробурчал Ардальон, пряча ее в карман и даже не кивнув головой. — А послушайте-ка, батенька, — промолвил он, — переходите-ка в наш лагерь, в нашу коммуну! Ей-Богу, самое любезное
дело! Вы
подумайте! Это статья дельная. У нас ведь и женщины есть в нашей общине, — как-то двусмысленно прибавил Полояров, словно бы имел затаенную мысль поддеть на соблазнительный крючок Хвалынцева.
Он принял к сердцу полученное известие — и втайне его печалило, грызло и бесило заявление о его шпионстве: «что это — нелепое ли предостережение, с целью постращать, или в самом
деле правда?» Кровь кидалась ему в голову, как только начинал он
думать и воображать себе, что его фамилия сопоставляется «с этим словом».
— Ну, это так, одна только любезная фраза! — улыбнулась Цезарина, — а шутки в сторону; я
думаю, вы таки скучаете. Ведь он так усердно посвятил себя занятиям с моим сыном, — обратилась она к Чарыковскому, — так ревностно предался своему
делу, что вот уже более недели, как никуда не показывается, никуда даже из дому не выходит!
Чарыковский подал ему свою визитную карточку, на которой был его адрес. Хвалынцев поблагодарил его и обещал приехать. Хотя за все эти
дни он уже так успел привыкнуть к своей замкнутости, которая стала ему мила и приятна постоянным обществом умной и молодой женщины, и хотя в первую минуту он даже с затаенным неудовольствием встретил приглашение капитана, однако же поощрительный, веселый взгляд графини заставил его поколебаться. «К тому же и она нынче не дома», —
подумал он и согласился.
— Вы говорите о нас, о русском молодом поколении, — обратился он к поручику. — Неужели вы
думаете, что мы не понимаем, не чувствуем сами все эти упреки, которые высказывают России? Но что же мы можем сделать? Ведь все это хорошие слова, мы и сами их хорошо умеем говорить, но вы скажите нам, чтó делать? Если тут нужно
дело, укажите его!
— Мое «но», говорю вам, — сомнение в самом себе, в своих силах. Чем могу я быть полезен? чтó могу сделать для
дела? Социальное положение мое слишком еще маленькое, средства тоже не Бог весть какие; подготовки к
делу ни малейшей! Вы назвали меня солистом, но вот именно солиста-то в себе я и не чувствую, а быть трутнем, как
подумаю хорошенько, уж нет ровно никакой охоты.
— Да, но это безобразие пока неизбежно, и потому не лучше ли
подумать о том, чтобы сделать зло менее вредным для хорошего
дела?
— Н-нет… Я позволяю себе
думать, что опасения вашего превосходительства несколько напрасны, — осторожно заметил Колтышко. — Мы ведь ничего серьезного и не ждали от всей этой истории, и не глядели на нее как на серьезное
дело. Она была не больше как пробный шар — узнать направление и силу ветра; не более-с! Польская фракция не выдвинула себя напоказ ни единым вожаком; стало быть, никто не смеет упрекнуть отдельно одних поляков: действовал весь университет, вожаки были русские.
Все это могло быть сделано менее чем в неделю времени, и на эти-то
дни Свитка
думал перетащить Хвалынцева к себе на квартиру, под свой ближний контроль.
Этими сборами, этим нетерпящим
делом он просто вильнул перед собственной совестью, просто
думал обмануть себя, стакнуться с самим собою, и все это оттого, что в данную минуту решительно не чувствовал в себе сил исполнить молящую просьбу девушки и сам с собой не решил еще, как быть и что делать относительно ее дальше.
Человек всегда склонен
думать о себе лучше, чем он есть на самом
деле, внутри своей сокровенной сущности.
Она не изукрашивала его, не глядела на него сквозь радужную призму, словом, не творила себе из него кумира, и между тем так много и глубоко полюбила его, — даже глубже и более, чем сама могла
думать до
дней, последовавших за окончательной разлукой.
Свитка опять толкнул его ногою, но на сей раз почти напрасно, так как восточный человек не домекнулся, в чем суть, и
подумал, что
дело идет, вероятно, о каком-нибудь литераторе старого времени.
Она
думала, что и в Петербурге, как в Славнобубенске, всякий знает всякого, и потому первым
делом осведомилась у фактора, где тут живет Лидинька Затц или Ардальон Михайлович Полояров, но фактор только ухмыльнулся на столь странный вопрос и объяснил, что для таких надобностей в здешней столице адресный стол имеется, для чего и послал ее на Садовую улицу, в дом Куканова.
Они твою родину распластали,
поделили ее и ограбили, а ты будешь еще
думать да церемониться: можно ли, да следует ли мне воспользоваться капиталом моей жены-москевки?
Прошло несколько
дней после ареста, наделавшего столько переполоха. Сожители все ожидали, что не сегодня — завтра нагрянут жандармы и их заберут. Каждый внезапный и порывистый звонок приводил их в смущение. И чего так страшились эти политические жеребята, они и сами не знали, но только страшились, потому что время тогда такое было… «Там берут, тут берут — отчего же и нас не взять?» — все
думает себе Малгоржан или Анцыфров, беспрестанно возвращаясь все к одной и той же господствующей и тревожащей мысли.
Члены назначили ему вечер, когда он обязан был представить им отчеты. Так как Фрумкин опасался с их стороны охлаждения к
делу,
думая, что Ардальон успеет подвести под них какую-нибудь такую механику, которая возвратит ему общее их доверие и расположение, то и решился поэтому действовать сгоряча, не давая ни членам, ни Полоярову сообразиться и одуматься. Впрочем, члены достаточно сильно поднялись против своего администратора и сами назначили ему следственное заседание на другой же
день после восстания.
— Нет, не так! — решил он, наконец, еще раз
подумав, и снова прописал полный титул того, кому адресовалась бумага, а затем уже стал излагать самое
дело...
— Пьян был-с… Так как мне это все очень было горько и обидно, что они меня так обзывают, то я с горя-с… Все эти
дни вот… И в этом состоянии мне пришла мысль написать письмо и донос… Я
думал, пусть же лучше мне пропадать, чем терпеть все это!
— Ну, так пять с плюсом тебе за поведение! В чем же
дело? Или капиталов оказалось меньше, чем
думал?
Что ж,
думаю себе, силы, и в самом
деле, есть еще довольно, маяться по свету скучно без
дела…
— Господи, да много ли на это времени-то надо! — улыбнулся майор. — Прошение в инспекторский департамент на другой же
день подали, Пчельников похлопотал, и завтра или послезавтра, я
думаю, уж в «Инвалиде» будет приказ пропечатан. Я вместе с Пчельниковым и еду.