Тяжелые шаги скрипят по двору у наружной стены, но Цербер
остается спокоен, а только снисходительно взвизгивает; он знает, что это наши лошади, стоявшие до сих пор где-нибудь под плетнем, прижав уши и пожимаясь от мороза, вышли на огонь, чтобы стать у стены и смотреть на весело прыгающие искры, на широкую ленту теплого белого дыма.
Это великая заслуга в муже; эта великая награда покупается только высоким нравственным достоинством; и кто заслужил ее, тот вправе считать себя человеком безукоризненного благородства, тот смело может надеяться, что совесть его чиста и всегда будет чиста, что мужество никогда ни в чем не изменит ему, что во всех испытаниях, всяких, каких бы то ни было, он
останется спокоен и тверд, что судьба почти не властна над миром его души, что с той поры, как он заслужил эту великую честь, до последней минуты жизни, каким бы ударам ни подвергался он, он будет счастлив сознанием своего человеческого достоинства.
Словом, мирные дни миновали, // Много выбыло членов тогда, // А иные ходить перестали, // Остальных разделяла вражда. // Хор согласный — стал дик и нестроен, // Ни игры, ни богатых пиров! // Лишь один
оставался спокоен — // Это дедушка медный Крылов: // Не бездушным глядел истуканом, // Он лукавым сатиром глядел, // Игрокам, бюрократам, дворянам // Он, казалось, насмешливо пел:
Неточные совпадения
«Я совсем здорова и весела. Если ты за меня боишься, то можешь быть еще более
спокоен, чем прежде. У меня новый телохранитель, Марья Власьевна (это была акушерка, новое, важное лицо в семейной жизни Левина). Она приехала меня проведать. Нашла меня совершенно здоровою, и мы оставили ее до твоего приезда. Все веселы, здоровы, и ты, пожалуйста, не торопись, а если охота хороша,
останься еще день».
На четвертый день ее болезни я весь вечер и даже далеко за полночь просидел у Наташи. Нам было тогда о чем говорить. Уходя же из дому, я сказал моей больной, что ворочусь очень скоро, на что и сам рассчитывал.
Оставшись у Наташи почти нечаянно, я был
спокоен насчет Нелли: она
оставалась не одна. С ней сидела Александра Семеновна, узнавшая от Маслобоева, зашедшего ко мне на минуту, что Нелли больна и я в больших хлопотах и один-одинехонек. Боже мой, как захлопотала добренькая Александра Семеновна:
И один только вице-губернатор
оставался совершенно
спокоен: на губах его видна была даже какая-то насмешливая улыбка.
Судороги на лице царя заиграли чаще, но голос
остался по — прежнему
спокоен. Морозов стоял как пораженный громом. Багровое лицо его побледнело, кровь отхлынула к сердцу, очи засверкали, а брови сначала заходили, а потом сдвинулись так грозно, что даже вблизи Ивана Васильевича выражение его показалось страшным. Он еще не верил ушам своим; он сомневался, точно ли царь хочет обесчестить всенародно его, Морозова, гордого боярина, коего заслуги и древняя доблесть были давно всем известны?
Если бы Фустов
остался совершенно
спокоен, я, быть может, возненавидел бы его, возымел бы к нему отвращение, но он не упал бы в моем мнении…