Неточные совпадения
Особенно усердным студентом я не был, но с увлечением слушал некоторых
профессоров, особенно по физиологии растений
и по зоологии.
Курьерские поезда проносились мимо без остановки, пассажирские иной раз останавливались,
и из них выходили служащие, жены
профессоров, дачники или дачницы.
— Д-да… — сказал он нерешительно,
и на его впечатлительном лице появился чуть заметный нервный румянец. — Я встретил ее в Москве, в доме
профессора N. Там было много народу…
— Она
и не модница, — продолжал Урманов с тем же выражением. — У
профессора N она была одета совсем просто…
— Нет, послушайте, Потапов. Вы ошибаетесь, — сказал он. — Она не просто генеральская дочка… Ее история — особенная… Только, пожалуйста, пусть это останется между нами. Я слышал все это от жены
профессора N
и не хотел бы, чтобы это распространилось среди студентов. Она действительно дочь Ферапонтьева… То есть, собственно, он не Ферапонтьев, а Салманов… Но она — американка…
— При отце не надо упоминать фамилии
профессора N
и особенно его жены; на этот раз папа не расслышал. Не удивляйтесь, господа… У меня есть свои, очень уважительные причины…
Венчал академический священник,
профессор богословия, человек умный
и красноречивый.
Лекции шли правильно. Знакомство с новыми
профессорами, новыми предметами, вообще начало курса имело для меня еще почти школьническую прелесть. Кроме того, в студенчестве начиналось новое движение,
и мне казалось, что неопределенные надежды принимали осязательные формы. Несколько арестов в студенческой среде занимали всех
и вызывали волнение.
Я посмотрел на Тита с удивлением. Его вопрос напомнил мне о чем-то, происходившем тоже будто давно, перед грозой или во сне. Действительно, кто-то рассказывал о
профессоре Бел_
и_чке предосудительные вещи,
и вчера еще я сам горячился по этому поводу. Но теперь я равнодушно зевнул.
— Неужели же
и в этом виноваты
профессора или администрация?
Старик отодвинулся от меня,
и даже губы его, полные
и немного смешные, тревожно вытянулись. В это время на площадке лестницы появилась лысая голова
и полное, упитанное лицо
профессора Бел_
и_чки. Субинспектор побежал ему навстречу
и стал что-то тихо
и очень дипломатически объяснять… Чех даже не остановился, чтобы его выслушать, а продолжал идти все тем же ровным, почти размеренным шагом, пока субинспектор не забежал вперед, загородив ему дорогу. Я усмехнулся
и вошел в аудиторию.
Со стен смотрели картины, изображающие раскрытые желудки, разрезы кишок
и пузыри, «ведущие благополучные существования». Два скелета по обе стороны кафедры стояли, вытянув руки книзу, изнеможенно подогнув колени, свесив набок черепа,
и, казалось, слушали со вниманием, как в изложении
профессора рушились одна за другой перегородки, отделяющие традиционные «царства»,
и простой всасывающий пузырь занимал подобающее место среди других благополучных существований…
Но вдруг мне пришло в голову, что цвет ее лица совершенно такой же, как у
профессора Бел_
и_чки: слишком белый
и слишком розовый.
Профессор Изборский был очень худощав, с тонким, выразительным лицом
и прекрасными, большими серыми глазами. Они постоянно лучились каким-то особенным, подвижным, перебегающим блеском.
И в них рядом с мыслью светилась привлекательная, почти детская наивность.
Когда я вошел в музей
профессора, Изборского окружала кучка студентов. Изборский был высок,
и его глаза то
и дело сверкали над головами молодежи. Рядом с ним стоял Крестовоздвиженский,
и они о чем-то спорили. Студент нападал.
Профессор защищался. Студенты, по крайней мере те, кто вмешивался изредка в спор, были на стороне Крестовоздвиженского. Я не сразу вслушался, что говорил Крестовоздвиженский,
и стал рассматривать таблицы, в ожидании предстоявшей лекции.
Изборский уехал в Москву, где у него была лекции в университете. В музее долго еще обсуждалась его лекция, a я уходил с нее с смутными ощущениями. «Да, — думалось мнё, — это очень интересно:
и лекция,
и профессор… Но… что это вносит в мой спор с жизнью?.. Он начинается как раз там, где предмет Изборского останавливается… Жизнь становится противна именно там, где начинается животное…»
Но без этого занятия жизнь его и Анны, удивлявшейся его разочарованию, показалась ему так скучна в итальянском городе, палаццо вдруг стал так очевидно стар и грязен, так неприятно пригляделись пятна на гардинах, трещины на полах, отбитая штукатурка на карнизах и так скучен стал всё один и тот же Голенищев, итальянский
профессор и Немец-путешественник, что надо было переменить жизнь.
Неточные совпадения
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности
и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник
и флигель-адъютант, который
профессор, который директор банка
и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей
и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло,
и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Но тут Левину опять показалось, что они, подойдя к самому главному, опять отходят,
и он решился предложить
профессору вопрос.
Предводителем на место Снеткова предполагалось поставить или Свияжского или, еще лучше, Неведовского, бывшего
профессора, замечательно умного человека
и большого приятеля Сергея Ивановича.
Левин не слушал больше
и ждал, когда уедет
профессор.
И профессор тотчас же приехал, чтобы столковаться.