Неточные совпадения
— Ну, кому, скажи, пожалуйста, вред от благодарности, — говорил
мне один добродетельный подсудок, «не бравший взяток», — подумай: ведь дело кончено, человек чувствует, что всем
тебе обязан, и идет с благодарной душой… А
ты его чуть не собаками… За что?
В это время
я ясно припоминаю себя в комнате больного.
Я сидел на полу, около кресла, играл какой-то кистью и не уходил по целым часам. Не могу теперь отдать себе отчет, какая идея овладела в то время моим умом, помню только, что на вопрос одного из посетителей, заметивших
меня около стула: «А
ты, малый, что тут делаешь?» —
я ответил очень серьезно...
—
Я сволочь, царю помочь, а
ты сам каторжан.
— Ну, что делать, — сказал Петр, —
я и сам вижу: умираешь… Все когда-нибудь умрем.
Ты сегодня, а
я завтра… Позовите священника, пусть приготовится, как следует доброму христианину.
— Что
ты так на
меня смотришь? — спросил Дешерт жалобно и ворчливо.
Наконец
я подошел к воротам пансиона и остановился… Остановился лишь затем, чтобы продлить ощущение особого наслаждения и гордости, переполнявшей все мое существо. Подобно Фаусту,
я мог сказать этой минуте: «Остановись,
ты прекрасна!»
Я оглядывался на свою короткую еще жизнь и чувствовал, что вот
я уже как вырос и какое, можно сказать, занимаю в этом свете положение: прошел один через две улицы и площадь, и весь мир признает мое право на эту самостоятельность…
—
Ты дышишь? — спрашивал
меня добряк Сурин.
— За
тобой пришли? — спросил
меня воспитатель.
— Постой, — перебила мать, — теперь послушай
меня. Вот около
тебя новое платье (около
меня действительно лежало новое платье, которое
я с вечера бережно разложил на стуле). Если придет кто-нибудь чужой со двора и захватит…
Ты захочешь отнять?..
— Полицмейстер
мне говорил, что
тебя тоже уже записали…
— Почему
ты мне не скажешь?.. И почему
ты меня избегаешь?..
— Вот погоди, —
я принесу
тебе книжечку: из нее
ты поймешь еще больше, — сказал он в заключение.
—
Ты сломал дерево? — спросил
меня какой-то незнакомый ученик, подошедший с задней парты.
—
Ты славный малый, начинаешь недурно! — с покровительственной важностью одобрил
меня Крыштанович. В его глазах
мне недоставало еще только карцера и порки.
— А
меня, знаешь… того… действительно сегодня будут драть…
Ты меня подожди.
—
Тебе это… ничего? — спросил
я с сочувствием.
—
Ты боишься соврать своей матери? — сказал он с оттенком насмешливого удивления… — А
я вру постоянно… Ну, однако,
ты мне дал слово… Не сдержать слово товарищу — подлость.
— Откуда у
тебя столько денег? — спросил
я у моего бойкого товарища, когда мы вышли из лавочки…
— Хорошо, — ответил
я. — А
ты уже здесь бывал?
— Кто такой? — спросил он несколько скрипучим высоким тенором. — А, новый? Как фамилия? Сма — а-три
ты у
меня!
— Что он
тебе говорил? — спросил один из них, Кроль, с которым
я уже был знаком.
А! Толкуй
ты мне о подножии.
«Что
тебе надо от
меня, несчастная блуждающая душа?» — спросил Ян.
— А чей
ты, хлопче?
Я что-то таких не видал.
В следующий раз, проходя опять тем же местом,
я вспомнил вчерашнюю молитву. Настроение было другое, но… кто-то как будто упрекнул
меня: «
Ты стыдишься молиться, стыдишься признать свою веру только потому, что это не принято…»
Я опять положил книги на панель и стал на колени…
— Слушай, — решился
я спросить, — над чем
ты так смеялся вчера?..
— Ну, иди.
Я знаю:
ты читаешь на улицах, и евреи называют
тебя уже мешигинер. Притом же
тебе еще рано читать романы. Ну, да этот, если поймешь, можно. Только все-таки смотри не ходи долго. Через полчаса быть здесь! Смотри,
я записываю время…
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал!
Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он
мне в записке? (Читает.)«Спешу
тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)
Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Аммос Федорович. Вот
тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Хлестаков. Поросенок
ты скверный… Как же они едят, а
я не ем? Отчего же
я, черт возьми, не могу так же? Разве они не такие же проезжающие, как и
я?
Осип. Послушай, малый:
ты,
я вижу, проворный парень; приготовь-ка там что-нибудь поесть.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.