Неточные совпадения
— А, рвут друг другу горла, — вот и свобода… — сердито ответил тот. — А впрочем, — добавил он, допивая из кружки свое пиво, — и у нас это делают,
как не надо лучше. Поэтому я, признаться, не могу понять, зачем это иным простакам хочется, чтобы их ободрали непременно в Америке, а не
дома…
Потом узнал,
как называть хлеб и воду, потом плуг и лошадь,
дом, колодезь, церковь.
По волнам то и дело неслись лодки с косым парусом, белые пароходы, с окнами, точно в
домах, маленькие пароходики, с коромыслами наверху,
каких никогда еще не приходилось видеть лозищанам.
Исполинские
дома в шесть и семь этажей ютились внизу, под мостом, по берегу; фабричные трубы не могли достать до моста своим дымом. Он повис над водой, с берега на берег, и огромные пароходы пробегали под ним,
как ничтожные лодочки, потому что это самый большой мост во всем божьем свете… Это было направо, а налево уже совсем близко высилась фигура женщины, — и во лбу ее, еще споря с последними лучами угасавшей в небе зари, загоралась золотая диадема, и венок огоньков светился в высоко поднятой руке…
— Да здесь человек,
как иголка в траве, или капля воды, упавшая в море…» Пароход шел уже часа два в виду земли, в виду построек и пристаней, а город все развертывал над заливом новые ряды улиц,
домов и огней…
И мистер Борк пошел дальше. Пошли и наши, скрепя сердцем, потому что столбы кругом дрожали, улица гудела, вверху лязгало железо о железо, а прямо над головами лозищан по настилке на всех парах летел поезд. Они посмотрели с разинутыми ртами,
как поезд изогнулся в воздухе змеей, повернул за угол, чуть не задевая за окна
домов, — и полетел опять по воздуху дальше, то прямо, то извиваясь…
Дома — шапка свалится,
как посмотришь.
«Вот, — думал Матвей, — полетит это облако над землей, над морем, пронесется над Лозищами, заглянет в светлую воду Лозовой речки, увидит лозищанские
дома, и поле, и людей, которые едут в поле и с поля,
как бог велел, в пароконных телегах и с драбинами.
Теперь они сразу стали точно слепые. Не пришли сюда пешком,
как бывало на богомолье, и не приехали, а прилетели по воздуху. И двор мистера Борка не похож был На двор. Это был просто большой
дом, довольно темный и неприятный. Борк открыл своим ключом дверь, и они взошли наверх по лестнице. Здесь был небольшой коридорчик, на который выходило несколько дверей. Войдя в одну из них, по указанию Борка, наши лозищане остановились у порога, положили узлы на пол, сняли шапки и огляделись.
— Умнее ничего не мог придумать! — сказала барыня спокойно. — Много здесь дураков прилетало,
как мухи на мед… Ну, вот что. Мне некогда. Если ты приехала, чтобы работать, то я возьму тебя с завтрашнего дня. Вот этот мистер Борк укажет тебе мой
дом… А эти — тебе родня?
Вот засветилась огнями синагога, зажглись желтые свечи в окнах лачуг, евреи степенно идут по
домам, смолкает на улицах говор и топот шагов, а зато в каждое окно можно видеть,
как хозяин
дома благословляет стол, окруженный семьей.
И должно быть, около каждого
дома — садик, а на краю села у выезда — корчма с приветливым американским жидом, где по вечерам гудит бас, тонко подпевает скрипка и слышен в весенние теплые вечера топот и песни до ранней зари, —
как было когда-то в старые годы в Лозищах.
Только здесь все
дома были
как один: все в три этажа, все с плоскими крышами, у всех одинаковые окна, одинаковые крылечки с одинаковым числом ступенек, одинаковые выступы и карнизы.
Одним словом, вдоль улицы ряды
домов стояли,
как родные братья-близнецы, — и только черный номер на матовом стекле, над дверью, отличал их один от другого.
Повернув еще за угол, он догнал шедшего человека, но в этой стороне люди,
как и
дома, похожи друг на друга.
Матвей остолбенел и провожал взглядом уходившего незнакомца; а на Матвея с обеих сторон улицы глядели занавешенные окна
домов, похожих друг на друга,
как две капли воды.
Матвей попробовал вернуться. Он еще не понимал хорошенько, что такое с ним случилось, но сердце у него застучало в груди, а потом начало
как будто падать. Улица, на которой он стоял, была точь-в-точь такая,
как и та, где был
дом старой барыни. Только занавески в окнах были опущены на правой стороне, а тени от
домов тянулись на левой. Он прошел квартал, постоял у другого угла, оглянулся, вернулся опять и начал тихо удаляться, все оглядываясь, точно его тянуло к месту или на ногах у него были пудовые гири.
Как раз в эту минуту вышло вечернее прибавление, и все внимание площадки и прилегающих переулков обратилось к небольшому балкону, висевшему над улицей, на стене Tribune-building (
дом газеты «Трибуна»).
Но, вместо этого, внезапно целая куча
домов опять выступала из-за зелени, и Матвей опять попадал
как будто в новый город; порой даже среди скромных коттеджей опять подымались гордые
дома в шесть и семь этажей, а через несколько минут опять маленькие домики и такая же дорога,
как будто этот город не может кончиться,
как будто он занял уже весь свет…
Впрочем, странный человек пошел покорно,
как заведенная машина, туда, где над городом стояло зарево и, точно венец, плавало в воздухе кольцо электрических огней над зданием газетного
дома…
Некоторое время в окнах вагона еще мелькали
дома проклятого города, потом засинела у самой насыпи вода, потом потянулись зеленые горы, с дачами среди деревьев, кудрявые острова на большой реке, синее небо, облака… потом большая луна,
как вчера на взморье, всплыла и повисла в голубоватой мгле над речною гладью…
Значительная часть населения города Дэбльтоуна, состоявшая преимущественно из юных джентльменов и леди, провожала их до самого
дома одобрительными криками, и даже после того,
как дверь за ними закрылась, народ не расходился, пока мистер Нилов не вышел вновь и не произнес небольшого спича на тему о будущем процветании славного города…
— Назад, на родину!.. — сказал Матвей страстно. — Видите ли,
дома я продал и избу, и коня, и поле… А теперь готов работать,
как вол, чтобы вернуться и стать хоть последним работником там, у себя на родной стороне…
Он взошел на площадку и оглянулся вдоль улицы. Все здесь было такое же,
как и два года назад. Так же
дома, точно близнецы, походили друг на друга, так же солнце освещало на одной стороне опущенные занавески, так же лежала на другой тень от
домов…
Глаза его с волнением видели здесь следы прошлого. Вот за углом
как будто мелькнула чья-то фигура. Вот она появляется из-за угла, ступая так тяжело, точно на ногах у нее пудовые гири, и человек идет, с тоской оглядывая незнакомые
дома,
как две капли воды похожие друг на друга… «Все здесь такое же, — думал про себя Лозинский, — только… нет уже того человека, который блуждал по этой улице два года назад, а есть другой…»