Неточные совпадения
Не верите, — спросите у тех, кто
там был, все вам то же скажут.
Я, по счастью моему, был в Петербурге —
не из тщеславия хвалюсь этим, а к речи пришлось — обедал у порядочных людей и даже обедывал в «Лондоне», да
не в том Лондоне, что есть в самой Англии город, а просто большой дом,
не знаю, почему «Лондоном» называемый, так я, и
там обедывая, — духа такого борща
не видал.
Батенька, слышим, идут, чтоб унять и поправить беспорядок, а мы, завладевшие насильно, благим матом — на голубятню, встащим за собой и лестницу и, сидя
там,
не боимся ничего, зная, что когда вечером слезем, то уже никто и
не вспомнит о сделанной нами обиде другим.
Наконец, когда он объявил, что, бывши в Петербурге, ко всем присматривался и очень ясно видел, что женщины
там сидят даже при особах в генеральских рангах, тогда они только вынуждены были сесть, но и сидели себе на уме: когда пан полковник изволил которую о чем спрашивать, тогда она спешила встать и, поклонясь низко его ясновельможности, опять садилась,
не сказав в ответ ничего.
Между тем, в продолжение этого времени, панночки, наигравшися в короли,
не имея чем заняться,"скуки ради"идут к реке, за садом протекающей, и
там купаются.
Никто вас
там не приголубит,
не приласкает…
Пропала батенькина мука и четыре золотых за мое учение!" — так рассуждал я, пожирая яблоко, скрываемое мною в рукаве, куда я, запрятав рот с зубами,
там ел секретно, чтобы
не приметили братья.
Действие субботки мне
не понравилось с первых пор. Я видел тут явное нарушение условия маменькиного с паном Кнышевским и потому
не преминул пожаловаться маменьке. Как же они чудно рассудили, так послушайте,"А что ж, Трушко! — сказали они, гладя меня по голове: — я
не могу закона переменить. Жалуйся на своего отца, что завербовал тебя в эту дурацкую школу.
Там не только я, но и пан Кдышевский
не властен ничего отменить.
Не от нас это установлено".
Трепещущий, как осиновый лист, вошел в хату пан Кнышевский, где уже Петрусь, как ни в чем
не бывало, читал псалтырь бегло и
не борзяся, а прочие школяры предстояли. Первое его дело было поспешно выхватить из зеленого поставца калгановую и другие водки и потом толстым рядном покрыть его, чтобы душа дьячихи, по обещанию своему
там присутствующая,
не могла видеть деяний его.
Пожалуйте же, что
там, на церемонии, происходит. По окончании поклонений и подарков, Петрусь тут же был посажен, и рука брадобрея, брившего еще дедушку нашего, оголила бороду Петруся, довольно по черноте волос заметную; батенька с большим чувством смотрели на это важное и торжественное действие; а маменька пугались всякого движения бритвы, боясь, чтобы брадобрей, по неосторожности,
не перерезал горла Петрусю, и только все ахали.
В одну ночь брат художник тихонько пустился по следам его и открыл, что наш велемудрый философ"открыл путь ко храму радостей и
там приносит жертвы различным божествам" — это так говорится ученым языком, а просто сказать, что он еженощно ходил на вечерницы и веселился
там до света,
не делая участниками в радостях учеников своих, из коих Петруся, как необыкновенного ума, во многом мог бы войти с ним в соперничество.
— Скажите, пожалуйте, реверендиссиме домине Галушкинский, где же город и наше училище? Вы говорили нам, что где небо соединено с землею,
там и конец вселенной. Вон, далеко, очень видно, что небо сошлось с землею, ergo,
там конец миру; но на этом расстоянии я
не вижу города. Где же он! Туда ли мы едем?
Не только знал, что есть хореи, ямбы — чорт знает что
там еще!
Нечего делать, Трушко, поезжай с Галушкою еще в город, да
не учись
там, а так только побудь; я Галушке подарю еще холста, так он будет тебя нежить; а я тут притворюсь больною, пошлют за вами, и я уже до тех пор
не встану, пока
не вымучу у Мирона Осиповича, чтобы тебя женил.
Маменька — из всех маменек добрейшая — забыв, что они сами претерпели, принялись утешать меня и уговаривали следующими словами:"
Не тужи, Трушко. Будь я канальская дочь, когда
не переупрямлю его. А
не то, поеду в Корнауховку (другая наша деревня) да
там вас и свенчаю. Пусть после того разведет вас".
Не только такой, я и подобной в Петербурге
не видал в театре — хоть и
там много смешного, но все
не то: куда!
То желудок, чем хочешь, отягощай, все пройдет, можно считать; как же голову отяготишь грамматиками и арихметиками (маменька, по безграмотству, (
не могли правильно называть наук), и они
там заколобродят себе, так уже александрийский лист
не поможет.
Полковник призадумался и, как человек, бывавший в Петербурге, следовательно, занявший
там все хитрости, замолчал, будто и согласился. Потом, при отъезде, начал просить, чтоб маменька отпустили завтра любезных сынков своих к нему обедать. Бедные маменька, ничего
не подозревая и
не предчувствуя несчастия, согласились и дали слово.
Каково было их материнскому сердцу увидеть, как домине Галушкинский называл, сосуд пустой, а
там сидевших сыновей
не находить.
К моему особенному счастью, его высокоблагородия господина полковника в то время, за отъездом в Киев, при полку
не находилось, а попала моя бумага по какому-то случаю господину премьер-майору. Он призвал меня к себе и долго уговаривал, чтобы я служил, прилежал бы к службе и коль скоро успел бы в том, то и был бы произведен в «фендрики» (теперь прапорщики), а
там бы, дескать, и дальше пошел.
Хорошо. Ехать в Санкт-Петербург. Что же это за Санкт-Петербург? Я
не знал, что он так длинно выговаривается. Слышал, что есть Петербург,
не больше; но далее
не разыскивал. Теперь впервые услышал, что есть еще и Санкт-Петербург. От любопытства посмотрел в календарь;
там стоит: Санкт-Петербург, столица. Нет никакого «или», следовательно Санкт-Петербург само по себе, а Петербург само по себе.
А я буду, поживу, и как, верно,
там не без барышень, а власть Амура так же владычествует, как и в наших городах, то еще которая влюбится в меня, и,
не быв так образована, как наши деревенские,
не рассчитывая вдаль, выйдет за меня, хотя и
не получившего еще имения.
— Теперь далеко, а как мы станем
там, так будет близко. А от, что вы мне, панычи, скажете: как мы
там, между немцами, будем пребывать? Вы-таки знаете что-то по-латинскому, а я только и перенял от одного солдата:"мушти молдаванешти", но
не знаю, что оно значит. А в чужой стороне добудем ли без языка хлеба?
Гостеприимный хозяин, оставя его, принялся снова за меня. Предложил мне роскошный обед; чего только
там не было! И все это приправлено такими ласками, такими убеждениями! Поминутно спрашивает,
не прикажу ли того, другого? Я то и дело, что соглашаюсь; совещусь, чтоб отказом
не огорчить его усердия.
Таким побитом мы докатили до Москвы. Вот город, так так! Три наших города Хорола слепить вместе, так еще
не поровняется. А сколько
там любопытного, замечательного! Вообразите, что в нескольких местах лежат на скамьях, столах и проч. хлебы, калачи, пироги и всякой всячины съестной, и все это в один день раскупится, съестся — это на удивление!
— Да нет, барин.
Там трактир преотменный,
там все господа въезжают, сказал извозчик и,
не слушая моих расспросов, поехал, куда хотел.
Поговоривши очень долго, он советовал мне посмотреть в городе то и се, чего я и
не расслушивал порядочно, и что все
там найду любопытнее, чем самая река.
Потом заперлися, никого из любопытствующих более
не впускали в комедный дом или сарай, а слышно было, что
там стучали, работали под политикою то есть секретно.
Народ и нужды нет. Полагая, что они приготовляют
там что ни на есть «комедное», оставляли их в покое, дабы
не мешать и скорее насладиться зрелищным удовольствием. В городе Глухове все умирало, то есть так только говорится, а надобно разуметь — мучились от нетерпения увидеть скорее представительную потеху.
Лакей встречает, провожает, место указывает; надобно же вам знать, что я
не один гость
там был.
Нет, батюшка!
там замучат вас ласками и надоедят вам приветствиями, знают ли вас или
не знают.
Вдруг сад;
не успеешь налюбоваться, глазом мигнуть, уже и дом, а
там город, пустыня, море… как это делается — теперь, хоть сейчас убейте меня,
не объясню вам, потому что
не понимаю ничего!..
Эта книжечка, какова ни есть, попадись в руки моему Горбу-Маявецкому. Прочитал и узнал меня живьем. Принялся отыскивать; отыскал петербургский Лондон, а меня нет, я любуюсь актерщицами. Он Кузьму за мною: призови, дескать, его ко мне. Кузьма отыскал театр, да и вошел в него. Как же уже последний театр был, и на исходе, то никто его и
не остановил. Войдя, увидел кучу народу, а в лесу барышни гуляют; он и подумал, что и я
там где с ними загулялся. Вот и стал по-своему вызывать.
Все это я соображавши в уме своем, когда был без Анисиньки, следовательно, вне любви моей, крепко морщился от неравенства брака, и иногда, подчас, приходили разные мыслишки: то написать письмо и изложить все препятствия и причины к моему нехотению или уехать,
не сказавши, куда и зачем; заехать подальше и жить
там, пока судьбина с Анисинькою
не устроит иначе.
И что ни стих, то все мужской, а
там женский; и так все вперемежку и ни один стих
не перешел через мерку; все в обрез.
Не имея времени размышлять, отчего и как это случилось, я побежал на домашнюю лестницу… и о ужас! и
там то же.
Никто
не отказался от приглашений, и экипажи поминутно въезжали и разводимы были по квартирам, прежде для каждого семейства назначенным.
Там они, вырядившись, вечером собрались к нам и время проводили в приятных разговорах.
Тот
не сдержал да и спустил ее на диван, а она и глазки закрыла, да кликала, кликала, а
там и замолкла!