Неточные совпадения
Опять не то. Опять с вами, неведомый мой читатель, я говорю так, как будто вы… Ну,
скажем, старый мой товарищ, R-13,
поэт, негрогубый, — ну да все его знают. А между тем вы — на Луне, на Венере, на Марсе, на Меркурии — кто вас знает, где вы и кто.
Она подошла к статуе курносого
поэта и, завесив шторой дикий огонь глаз, там, внутри, за своими окнами,
сказала на этот раз, кажется, совершенно серьезно (может быть, чтобы смягчить меня),
сказала очень разумную вещь...
Снова медленный, тяжкий жест — и на ступеньках Куба второй
поэт. Я даже привстал: быть не может! Нет, его толстые, негрские губы, это он… Отчего же он не
сказал заранее, что ему предстоит высокое… Губы у него трясутся, серые. Я понимаю: пред лицом Благодетеля, пред лицом всего сонма Хранителей — но все же: так волноваться…
Неточные совпадения
— Вот он вас проведет в присутствие! —
сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский
поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.) в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.] и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.
Скажи: которая Татьяна?» — // «Да та, которая грустна // И молчалива, как Светлана, // Вошла и села у окна». — // «Неужто ты влюблен в меньшую?» — // «А что?» — «Я выбрал бы другую, // Когда б я был, как ты,
поэт. // В чертах у Ольги жизни нет, // Точь-в-точь в Вандиковой Мадонне: // Кругла, красна лицом она, // Как эта глупая луна // На этом глупом небосклоне». // Владимир сухо отвечал // И после во весь путь молчал.
— Этот у меня будет светский молодой человек, —
сказал папа, указывая на Володю, — а этот
поэт, — прибавил он, в то время как я, целуя маленькую сухую ручку княгини, с чрезвычайной ясностью воображал в этой руке розгу, под розгой — скамейку, и т. д., и т. д.
— Ну, не
сказал, так мог и должен был
сказать в качестве
поэта. Кстати, он, должно быть, в военной службе служил.
— Один
поэт, —
сказал Клим, — то есть он не
поэт, а Дьякон…