Неточные совпадения
Один только молчаливый
офицер, казалось, не заметил этого общего движения и
продолжал по-прежнему смотреть в окно.
— И еще на кой-чем другом, — прибавил молчаливый
офицер, подойдя к французу. — Позвольте спросить, —
продолжал он спокойным голосом, — дорого ли вам платят за то, чтоб проповедовать везде безусловную покорность к вашему великому Наполеону?
— И надобно вам отдать справедливость, —
продолжал офицер, — вы исполняете вашу не слишком завидную должность во всех рублевых трактирах с таким же похвальным усердием, с каким исполняют ее другие в гостиных комнатах хорошего общества.
Офицер высунулся в окно и,
продолжая извиняться, сказал его превосходительству, что должно непременно подвинуть назад его карету.
— За что мы деремся?.. — перервал
офицер. — Да так, мне надоела физиономия вашего приятеля. Отмеривай пять шагов, —
продолжал он, обращаясь к кавалеристу, — Не угодно ли и вам потрудиться?
— Нет, — отвечал
офицер, взглянув хладнокровно на правое плечо свое, с которого пулею сорвало эполет. — Теперь милости прошу сюда к барьеру! —
продолжал он, устремив свой неподвижный взор на француза.
— Господин
офицер! —
продолжал иностранец, — если жалость вам неизвестна, то подумайте, по крайней мере, что вы хотите отправлять в эту минуту должность палача.
— Нет! — сказал Рославлев, взглянув с ужасом на
офицера, — вы не человек, а демон! Возьмите отсюда вашего приятеля, —
продолжал он, относясь к иностранцу, — и оставьте мне его пистолеты. А вы, сударь! вы бесчеловечием вашим срамите наше отечество — и я, от имени всех русских, требую от вас удовлетворения.
Неблагодарные! чем платили они до сих пор за нашу ласку и хлебосольство? —
продолжал офицер, и глаза его в первый раз еще заблистали каким-то нечеловеческим огнем.
— Постой, братец, я пойду поговорю с ним вместе. Что ты так нахмурился, князь? —
продолжал Зарецкой, подойдя к
офицеру, закутанному в плаще.
— А, это ты, Зарядьев? — отвечал Зарецкой. — Пожалуй, как не закусить! Да ты что тут хозяйничаешь? Помилуй, Ленской! —
продолжал он, обращаясь к артиллерийскому
офицеру, — за что он меня твоим добром потчевает?
— По местам, господа! — закричал Зарядьев пехотным
офицерам, которые спокойно завтракали, сидя на пушечном лафете. — Зарецкой, —
продолжал он, — пойдем к нам в колонну — до вас еще долго дело не дойдет.
В одну минуту из небольшой густой колонны составилось порядочное каре, которое
продолжало медленно подвигаться вперед. Меж тем неприятельская конница, как громовая туча, приближалась к отступающим. Не доехав шагов полутораста до каре, она остановилась; раздалась громкая команда французских
офицеров, и весь эскадрон латников, подобно бурному потоку, ринулся на небольшую толпу бесстрашных русских воинов.
— Господи помилуй! Что это такое? — сказал священник. — Эй, Филипп! посвети!.. Боже мой! —
продолжал он, — русский
офицер!
— Ну вот, —
продолжал артиллерийской
офицер, — предсказание мое сбылось: вы в мундире, с подвязанной рукой и, верно, теперь не станете стреляться со мною, чтоб спасти не только одного, но целую сотню французов.
Эй, Демин! —
продолжал он, обращаясь к видному унтер-офицеру, — забеги вперед и приостанови первый взвод.
— Да вот послушай, что он говорит, —
продолжал Сборской, показывая на усастого вахмистра, который стоял, вытянувшись перед
офицерами.
— Quid est? [Кто это? (лат.)] — вскричал прохожий, повернясь к Зарецкому. — Что вам угодно, господин
офицер? —
продолжал он, приподняв шляпу.
— Гаврило! —
продолжал урядник, — проводи господина
офицера к полковнику.
— Дай-то господи, чтоб приказали! —
продолжал Буркин. — Что, господа
офицеры, неужели и вас охота не забирает подраться с этими супостатами? Да нет! по глазам вижу, вы все готовы умереть за матушку Москву, и уж, верно, из вас никто назад не попятится?
— А вы бы, господа, по-моему, — сказал Буркин. — Если от меня кто рыло воротит, так и я на него не смотрю. Велика фигура — гусарской
офицер!.. Послушай-ка, Ладушкин, —
продолжал Буркин, поправляя свой галстук, — подтяни, брат, портупею-то: видишь, у тебя сабля совсем по земле волочится.
— И, полноте! Вы видите, что я в маскерадном платье, а масок по именам не называют. Что ты, Миронов? —
продолжал офицер, увидя входящего казака.
Признаюсь, —
продолжал почти с восторгом артиллерийской
офицер, — я не могу не удивляться этому человеку!
— Здравствуй, Дюран! — сказал кто-то на французском языке позади Зарецкого. — Ну что, доволен ли ты своей лошадью? —
продолжал тот же голос, и так близко, что Зарецкой оглянулся и увидел подле себя кавалерийского
офицера, который, отступя шаг назад, вскричал с удивлением: — Ах, боже мой! я ошибся… извините!.. я принял вас за моего приятеля… но неужели он продал вам свою лошадь?.. Да! Это точно она!.. Позвольте спросить, дорого ли вы за нее заплатили?
— Да, сударь! —
продолжал Рено, — французской
офицер должен знать службу и не станет вызывать на дуель капитана жандармов, который обязан предупреждать все подобные случаи.
— Нет, братец, решено! ни русские, ни французы, ни люди, ни судьба, ничто не может нас разлучить. — Так говорил Зарецкой, обнимая своего друга. — Думал ли я, —
продолжал он, — что буду сегодня в Москве, перебранюсь с жандармским
офицером; что по милости французского полковника выеду вместе с тобою из Москвы, что нас разлучат русские крестьяне, что они подстрелят твою лошадь и выберут тебя потом в свои главнокомандующие?..
— То есть, — подхватил начальник отряда, — и ваша ученость хочет выпить стаканчик? Милости просим! Ну, что? —
продолжал он, обращаясь к подходящему
офицеру, — наши пленные ушли?
— Ну, проснись, брат! —
продолжал Андрей. — Что ты свои буркалы-то на нас вытаращил? Иль не видишь, что барин мой русской
офицер?
— Да, господин
офицер! —
продолжал тот же басистый незнакомец, — мы точно не разбойники; а чтоб вернее вам это доказать, честь имею представать вам здешнего капитан-исправника.
— Не струсил! — повторил Зарядьев сквозь зубы, набивая свою трубку. — Нет, брат; струсишь поневоле, как примутся тебя жарить маленьким огоньком и начнут с пяток. Что ты, Демин? —
продолжал капитан, увидя вошедшего унтер-офицера.
— Ну, право, ты не француз! —
продолжал толстой
офицер, — всякая безделка опечалит тебя на несколько месяцев. Конечно, досадно, что отпилили твою левую руку; но зато у тебя осталась правая, а сверх того полторы тысячи франков пенсиона, который тебе следует…
— Да что ты, Мильсан, веришь русским? — вскричал молодой кавалерист, — ведь теперь за них мороз не станет драться; а бедные немцы так привыкли от нас бегать, что им в голову не придет порядком схватиться — и с кем же?.. с самим императором! Русские нарочно выдумали это известие, чтоб мы скорей сдались, Ils sont malins ces barbares! [Они хитры, эти варвары! (франц.)] Не правда ли, господин Папилью? —
продолжал он, относясь к толстому
офицеру. — Вы часто бываете у Раппа и должны знать лучше нашего…
— Покамест ничего, — отвечал жандарм, окинув беглым взором всю комнату. — А! он здесь, —
продолжал Рено, увидев Рославлева. — Ведь, кажется, этот пленный
офицер говорит по-французски?
— Да, да!.. это точно было наяву, —
продолжала она с ужасною улыбкою, — точно!.. Мое дитя при мне, на моих коленях умирало с голода! Кажется… да, вдруг закричали: «Русской
офицер!» «Русской! — подумала я, — о! верно, он накормит моего сына», — и бросилась вместе с другими к валу, по которому он ехал. Не понимаю сама, как могла я пробиться сквозь толпу, влезть на вал и упасть к ногам
офицера, который, не слушая моих воплей, поскакал далее…