Неточные совпадения
Он ожидал чего-то непостижимо высокого, такого, чего бы он, пожалуй, и сам не мог понять, но
только непременно высокого; а вместо того вдруг такие будни и все такое известное —
вот точь-в-точь как то самое, что обыкновенно кругом совершается.
— Ты ведь говорил, Ваня, что он был человек хороший, великодушный, симпатичный, с чувством, с сердцем. Ну, так
вот они все таковы, люди-то с сердцем, симпатичные-то твои!
Только и умеют, что сирот размножать! Гм… да и умирать-то, я думаю, ему было весело!.. Э-э-эх! Уехал бы куда-нибудь отсюда, хоть в Сибирь!.. Что ты, девочка? — спросил он вдруг, увидев на тротуаре ребенка, просившего милостыню.
— Я промок, — сказал он ей,
только что ступив в комнату, — пойду-ка к себе, а ты, Ваня, тут посиди.
Вот с ним история случилась, с квартирой; расскажи-ка ей. А я сейчас и ворочусь…
— Иди, иди, батюшка, непременно иди, — захлопотала старушка, —
вот только он выйдет, ты чайку выпей…
Ну,
вот я и рада, что хоть про медальон-то он не знает и не заметил;
только хвать вчера утром, а медальона и нет,
только шнурочек болтается, перетерся, должно быть, а я и обронила.
— Такое средство одно, — сказал я, — разлюбить его совсем и полюбить другого. Но вряд ли это будет средством. Ведь ты знаешь его характер?
Вот он к тебе пять дней не ездит. Предположи, что он совсем оставил тебя; тебе стоит
только написать ему, что ты сама его оставляешь, а он тотчас же прибежит к тебе.
— О боже мой! — вскрикнул он в восторге, — если б
только был виноват, я бы не смел, кажется, и взглянуть на нее после этого! Посмотрите, посмотрите! — кричал он, обращаясь ко мне, —
вот: она считает меня виноватым; все против меня, все видимости против меня! Я пять дней не езжу! Есть слухи, что я у невесты, — и что ж? Она уж прощает меня! Она уж говорит: «Дай руку, и кончено!» Наташа, голубчик мой, ангел мой, ангел мой! Я не виноват, и ты знай это! Я не виноват ни настолечко! Напротив! Напротив!
Ну, так
вот, после этого письма, как
только отец приехал, пошли мои муки.
Ведь смотреть на него нужно
только с этой точки, не иначе, —
вот он тотчас же и выйдет прав.
Вот что, Ваня, верь одному: Маслобоев хоть и сбился с дороги, но сердце в нем то же осталось, а обстоятельства
только переменились.
— Незнаком? Познакомься, брат:
вот, Александра Семеновна, рекомендую тебе, это литературный генерал; их
только раз в год даром осматривают, а в прочее время за деньги.
— Так; давно, как-то мельком слышал, к одному делу приходилось. Ведь я уже говорил тебе, что знаю князя Валковского. Это ты хорошо делаешь, что хочешь отправить ее к тем старикам. А то стеснит она тебя
только. Да
вот еще что: ей нужен какой-нибудь вид. Об этом не беспокойся; на себя беру. Прощай, заходи чаще. Что она теперь, спит?
— Не пренебрегай этим, Ваня, голубчик, не пренебрегай! Сегодня никуда не ходи. Анне Андреевне так и скажу, в каком ты положении. Не надо ли доктора? Завтра навещу тебя; по крайней мере всеми силами постараюсь, если
только сам буду ноги таскать. А теперь лег бы ты… Ну, прощай. Прощай, девочка; отворотилась! Слушай, друг мой!
Вот еще пять рублей; это девочке. Ты, впрочем, ей не говори, что я дал, а так, просто истрать на нее, ну там башмачонки какие-нибудь, белье… мало ль что понадобится! Прощай, друг мой…
— Нелли, послушай, — спросил я, как
только она успокоилась. — Ты
вот говоришь, что тебя любила
только одна мамаша и никто больше. А разве твой дедушка и вправду не любил тебя?
—
Вот и я! — дружески и весело заговорил князь, —
только несколько часов как воротился. Все это время вы не выходили из моего ума (он нежно поцеловал ее руку), — и сколько, сколько я передумал о вас! Сколько выдумал вам сказать, передать… Ну, да мы наговоримся! Во-первых, мой ветрогон, которого, я вижу, еще здесь нет…
— Я говорю, — настойчиво перебила Наташа, — вы спросили себя в тот вечер: «Что теперь делать?» — и решили: позволить ему жениться на мне, не в самом деле, а
только так, на словах,чтоб
только его успокоить. Срок свадьбы, думали вы, можно отдалять сколько угодно; а между тем новая любовь началась; вы это заметили. И
вот на этом-то начале новой любви вы все и основали.
— Мы еще поговорим об этом, — сказал он решительно, — а покамест… а впрочем, я сам к тебе приду,
вот только немножко поправлюсь здоровьем. Тогда и решим.
— Князь! — вскричал Маслобоев, — этот князь, брат, такая шельма, такой плут… ну! Я, брат,
вот что тебе скажу: я хоть и сам плут, но из одного целомудрия не захотел бы быть в его коже! Но довольно; молчок!
Только это одно об нем и могу сказать.
Теперь же, когда еще ничего не решено, у вас один
только путь: признаться в несправедливости вашего иска и признаться открыто, а если надо, так и публично, —
вот мое мнение; говорю вам прямо, потому что вы же сами спрашивали моего мнения и, вероятно, не желали, чтоб я с вами хитрил.
— Да что мы вместе, ну
вот и сидим, — видел? И всегда-то он такой, — прибавила она, слегка краснея и указывая мне на него пальчиком. — «Одну минутку, говорит,
только одну минутку», а смотришь, и до полночи просидел, а там уж и поздно. «Она, говорит, не сердится, она добрая», —
вот он как рассуждает! Ну, хорошо ли это, ну, благородно ли?
— Если необходимость, то я сейчас же… чего же тут сердиться. Я
только на минуточку к Левиньке, а там тотчас и к ней.
Вот что, Иван Петрович, — продолжал он, взяв свою шляпу, — вы знаете, что отец хочет отказаться от денег, которые выиграл по процессу с Ихменева.
— Я ведь
только так об этом заговорила; будемте говорить о самом главном. Научите меня, Иван Петрович:
вот я чувствую теперь, что я Наташина соперница, я ведь это знаю, как же мне поступать? Я потому и спросила вас: будут ли они счастливы. Я об этом день и ночь думаю. Положение Наташи ужасно, ужасно! Ведь он совсем ее перестал любить, а меня все больше и больше любит. Ведь так?
— Постойте, не торопитесь; пойдемте-ка поскорее к вам, там все и узнаете, — защебетала Александра Семеновна, — какие вещи-то я вам расскажу, Иван Петрович, — шептала она наскоро дорогою. — Дивиться
только надо…
Вот пойдемте, сейчас узнаете.
— Поедем, поедем, друзья мои, поедем! — заговорил он, обрадовавшись. —
Вот только ты, Ваня,
только с тобой расставаться больно… (Замечу, что он ни разу не предложил мне ехать с ними вместе, что, судя по его характеру, непременно бы сделал… при других обстоятельствах, то есть если б не знал моей любви к Наташе.)
— Что она? Как спала? Не было ли с ней чего? Не проснулась ли она теперь? Знаешь что, Анна Андреевна: мы столик-то придвинем поскорей на террасу, принесут самовар, придут наши, мы все усядемся, и Нелли к нам выйдет…
Вот и прекрасно. Да уж не проснулась ли она? Пойду я к ней.
Только посмотрю на нее… не разбужу, не беспокойся! — прибавил он, видя, что Анна Андреевна снова замахала на него руками.
Ну, так
вот и разъяснил он мне дело;
только темно, чертов сын, разъяснил, темно и двусмысленно.
— Да тебе-то какое дело, для чьей выгоды я буду стараться, блаженный ты человек?
Только бы сделать —
вот что главное! Конечно, главное для сиротки, это и человеколюбие велит. Но ты, Ванюша, не осуждай меня безвозвратно, если я и об себе позабочусь. Я человек бедный, а он бедных людей не смей обижать. Он у меня мое отнимает, да еще и надул, подлец, вдобавок. Так я, по-твоему, такому мошеннику должен в зубы смотреть? Морген-фри!