Неточные совпадения
Он ожидал чего-то непостижимо высокого, такого, чего
бы он, пожалуй, и сам не мог понять, но
только непременно высокого; а вместо того вдруг такие будни и все такое известное — вот точь-в-точь как то самое, что обыкновенно кругом совершается.
— Ты ведь говорил, Ваня, что он был человек хороший, великодушный, симпатичный, с чувством, с сердцем. Ну, так вот они все таковы, люди-то с сердцем, симпатичные-то твои!
Только и умеют, что сирот размножать! Гм… да и умирать-то, я думаю, ему было весело!.. Э-э-эх! Уехал
бы куда-нибудь отсюда, хоть в Сибирь!.. Что ты, девочка? — спросил он вдруг, увидев на тротуаре ребенка, просившего милостыню.
— Ты думаешь, Ваня? Боже, если б я это знала наверное! О, как
бы я желала его видеть в эту минуту,
только взглянуть на него. Я
бы по лицу его все узнала! И нет его! Нет его!
— О боже мой! — вскрикнул он в восторге, — если б
только был виноват, я
бы не смел, кажется, и взглянуть на нее после этого! Посмотрите, посмотрите! — кричал он, обращаясь ко мне, — вот: она считает меня виноватым; все против меня, все видимости против меня! Я пять дней не езжу! Есть слухи, что я у невесты, — и что ж? Она уж прощает меня! Она уж говорит: «Дай руку, и кончено!» Наташа, голубчик мой, ангел мой, ангел мой! Я не виноват, и ты знай это! Я не виноват ни настолечко! Напротив! Напротив!
Последний был дядя, Семен Валковский, да тот
только в Москве был известен, да и то тем, что последние триста душ прожил, и если б отец не нажил сам денег, то его внуки, может быть, сами
бы землю пахали, как и есть такие князья.
— Послушай, Алеша, ты
бы лучше рассказывал о деле! — вскричала нетерпеливая Наташа. — Я думала, ты что-нибудь про наше расскажешь, а тебе
только хочется рассказать, как ты там отличился у графа Наинского. Какое мне дело до твоего графа!
— Пошел! Пошел! Хочешь, чтоб шею наградили, — лениво пробасил дворник, как
бы для одной
только проформы. — Двоим любо, третий не суйся. Поклон, да и вон!
На презрение человека низкого она, конечно, отвечала
бы только презрением, но все-таки болела
бы сердцем за насмешку над тем, что считала святынею, кто
бы ни смеялся.
— Да уж так… Куда ж это он опять пошел? В тот раз вы думали, что он ко мне ходил. Видишь, Ваня, если можешь, зайди ко мне завтра. Может быть, я кой-что и скажу тебе… Совестно мне
только тебя беспокоить; а теперь шел
бы ты домой к своей гостье. Небось часа два прошло, как ты вышел из дома?
— Не пренебрегай этим, Ваня, голубчик, не пренебрегай! Сегодня никуда не ходи. Анне Андреевне так и скажу, в каком ты положении. Не надо ли доктора? Завтра навещу тебя; по крайней мере всеми силами постараюсь, если
только сам буду ноги таскать. А теперь лег
бы ты… Ну, прощай. Прощай, девочка; отворотилась! Слушай, друг мой! Вот еще пять рублей; это девочке. Ты, впрочем, ей не говори, что я дал, а так, просто истрать на нее, ну там башмачонки какие-нибудь, белье… мало ль что понадобится! Прощай, друг мой…
— Да; но он
только в последний месяц стал совсем забываться. Сидит, бывало, здесь целый день, и, если б я не приходила к нему, он
бы и другой, и третий день так сидел, не пивши, не евши. А прежде он был гораздо лучше.
— Позвольте, Наталья Николаевна, — продолжал он с достоинством, — соглашаюсь, что я виноват, но
только в том, что уехал на другой день после нашего знакомства, так что вы, при некоторой мнительности, которую я замечаю в вашем характере, уже успели изменить обо мне ваше мнение, тем более что тому способствовали обстоятельства. Не уезжал
бы я — вы
бы меня узнали лучше, да и Алеша не ветреничал
бы под моим надзором. Сегодня же вы услышите, что я наговорю ему.
Обижать я вас не хочу, да и незачем, хоть уж потому
только, что вы моими словами не обидитесь, что
бы я вам ни сказала.
— Успокойтесь, утешьтесь, Наталья Николаевна, — утешал князь, — все это исступление, мечты, уединение… Вы так были раздражены его легкомысленным поведением… Но ведь это
только одно легкомыслие с его стороны. Самый главный факт, про который вы особенно упоминали, происшествие во вторник, скорей
бы должно доказать вам всю безграничность его привязанности к вам, а вы, напротив, подумали…
— Только-то? Это все доказательства? Но подумайте, исступленная вы женщина: этой выходкой (как вы называете мое предложение во вторник) я слишком себя связывал. Это было
бы слишком легкомысленно для меня.
Он клялся ей во всегдашней, неизменной любви и с жаром оправдывался в своей привязанности к Кате; беспрерывно повторял, что он любит Катю
только как сестру, как милую, добрую сестру, которую не может оставить совсем, что это было
бы даже грубо и жестоко с его стороны, и все уверял, что если Наташа узнает Катю, то они обе тотчас же подружатся, так что никогда не разойдутся, и тогда уже никаких не будет недоразумений.
Ему
бы только нализаться прежде всего.
— Князь! — вскричал Маслобоев, — этот князь, брат, такая шельма, такой плут… ну! Я, брат, вот что тебе скажу: я хоть и сам плут, но из одного целомудрия не захотел
бы быть в его коже! Но довольно; молчок!
Только это одно об нем и могу сказать.
Как я ее ни упрашивал — ничто не помогало. Я уговорился с ней, чтоб как
только я выйду с князем, она
бы вошла в комнату и заперлась.
Правильный, нежно очерченный овал лица, довольно правильные черты, густые и действительно прекрасные волосы, обыденная домашняя их прическа, тихий, пристальный взгляд; при встрече с ней где-нибудь я
бы прошел мимо нее, не обратив на нее никакого особенного внимания; но это было
только с первого взгляда, и я успел несколько лучше разглядеть ее потом в этот вечер.
— Да я, пожалуй, поеду, — жалобно отвечал Алеша, —
только мне
бы очень хотелось побыть с вами…
Если б
только могло быть (чего, впрочем, по человеческой натуре никогда быть не может), если б могло быть, чтоб каждый из нас описал всю свою подноготную, но так, чтоб не побоялся изложить не
только то, что он боится сказать и ни за что не скажет людям, не
только то, что он боится сказать своим лучшим друзьям, но даже и то, в чем боится подчас признаться самому себе, — то ведь на свете поднялся
бы тогда такой смрад, что нам
бы всем надо было задохнуться.
Но назавтра же Нелли проснулась грустная и угрюмая, нехотя отвечала мне. Сама же ничего со мной не заговаривала, точно сердилась на меня. Я заметил
только несколько взглядов ее, брошенных на меня вскользь, как
бы украдкой; в этих взглядах было много какой-то затаенной сердечной боли, но все-таки в них проглядывала нежность, которой не было, когда она прямо глядела на меня. В этот-то день и происходила сцена при приеме лекарства с доктором; я не знал, что подумать.
Ведь Наташа угадала
бы, что я скрываю, и
только рассердилась
бы на меня за это.
Недоставало
только толчка, последнего удобного случая, и этот удобный случай могла
бы заменить Нелли.
Да, бог мне помог! В полчаса моего отсутствия случилось у Наташи такое происшествие, которое
бы могло совсем убить ее, если б мы с доктором не подоспели вовремя. Не прошло и четверти часа после моего отъезда, как вошел князь. Он
только что проводил своих и явился к Наташе прямо с железной дороги. Этот визит, вероятно, уже давно был решен и обдуман им. Наташа сама рассказывала мне потом, что в первое мгновение она даже и не удивилась князю. «Мой ум помешался», — говорила она.
— Поедем, поедем, друзья мои, поедем! — заговорил он, обрадовавшись. — Вот
только ты, Ваня,
только с тобой расставаться больно… (Замечу, что он ни разу не предложил мне ехать с ними вместе, что, судя по его характеру, непременно
бы сделал… при других обстоятельствах, то есть если б не знал моей любви к Наташе.)