Возвратился я домой грустный и был страшно поражен, только что
вошел в дверь. Было уже темно. Я разглядел, что Елена сидела на диване, опустив на грудь голову, как будто в глубокой задумчивости. На меня она и не взглянула, точно была в забытьи. Я подошел к ней; она что-то шептала про себя. «Уж не в бреду ли?» — подумал я.
Неточные совпадения
Но не оттого закружилась у меня тогда голова и тосковало сердце так, что я десять раз подходил к их
дверям и десять раз возвращался назад, прежде чем
вошел, — не оттого, что не удалась мне моя карьера и что не было у меня еще ни славы, ни денег; не оттого, что я еще не какой-нибудь «атташе» и далеко было до того, чтоб меня послали для поправления здоровья
в Италию; а оттого, что можно прожить десять лет
в один год, и прожила
в этот год десять лет и моя Наташа.
Помню, я стоял спиной к
дверям и брал со стола шляпу, и вдруг
в это самое мгновение мне пришло на мысль, что когда я обернусь назад, то непременно увижу Смита: сначала он тихо растворит
дверь, станет на пороге и оглядит комнату; потом тихо, склонив голову,
войдет, станет передо мной, уставится на меня своими мутными глазами и вдруг засмеется мне прямо
в глаза долгим, беззубым и неслышным смехом, и все тело его заколышется и долго будет колыхаться от этого смеха.
Я
в это время
входил в его кабинет и остановился у
двери.
Но разговор наш вдруг был прерван самым неожиданным образом.
В кухне, которая
в то же время была и переднею, послышался легкий шум, как будто кто-то
вошел. Через минуту Мавра отворила
дверь и украдкой стала кивать Алеше, вызывая его.
Наташа побледнела и встала с места. Вдруг глаза ее загорелись. Она стала, слегка опершись на стол, и
в волнении смотрела на
дверь,
в которую должен был
войти незваный гость.
Маслобоев толкнул
дверь, и мы очутились
в небольшой комнате,
в два окна, с геранями, плетеными стульями и с сквернейшими фортепианами; все как следовало. Но еще прежде, чем мы
вошли, еще когда мы разговаривали
в передней, Митрошка стушевался. Я после узнал, что он и не
входил, а пережидал за
дверью. Ему было кому потом отворить. Растрепанная и нарумяненная женщина, выглядывавшая давеча утром из-за плеча Бубновой, приходилась ему кума.
Мы
вошли к Наташе.
В ее комнате не было никаких особенных приготовлений; все было по-старому. Впрочем, у нее всегда было все так чисто и мило, что нечего было и прибирать. Наташа встретила нас, стоя перед
дверью. Я поражен был болезненной худобой и чрезвычайной бледностью ее лица, хотя румянец и блеснул на одно мгновение на ее помертвевших щеках. Глаза были лихорадочные. Она молча и торопливо протянула князю руку, приметно суетясь и теряясь. На меня же она и не взглянула. Я стоял и ждал молча.
Получив подаяние, она сошла с моста и подошла к ярко освещенным окнам одного магазина. Тут она принялась считать свою добычу; я стоял
в десяти шагах. Денег
в руке ее было уже довольно; видно, что она с самого утра просила. Зажав их
в руке, она перешла через улицу и
вошла в мелочную лавочку. Я тотчас же подошел к
дверям лавочки, отворенным настежь, и смотрел: что она там будет делать?
— И… и вы… и вы тоже, — проговорила Катя.
В это мгновение отворилась
дверь, и
вошел Алеша. Он не мог, он не
в силах был переждать эти полчаса и, увидя их обеих
в объятиях друг у друга и плакавших, весь изнеможенный, страдающий, упал на колена перед Наташей и Катей.
Но мы уже
входили. Услышав еще из кухни голоса, я остановил на одну секунду доктора и вслушался
в последнюю фразу князя. Затем раздался отвратительный хохот его и отчаянное восклицание Наташи: «О боже мой!»
В эту минуту я отворил
дверь и бросился на князя.
В первый раз вошла (я, знаете, устал: похоронная служба, со святыми упокой, потом лития, закуска, — наконец-то в кабинете один остался, закурил сигару, задумался),
вошла в дверь: «А вы, говорит, Аркадий Иванович, сегодня за хлопотами и забыли в столовой часы завести».
Неточные совпадения
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она
войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай
в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною
дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную
дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Но только что, въехав на широкий, полукруглый двор и слезши с извозчика, он вступил на крыльцо и навстречу ему швейцар
в перевязи беззвучно отворил
дверь и поклонился; только что он увидал
в швейцарской калоши и шубы членов, сообразивших, что менее труда снимать калоши внизу, чем вносить их наверх; только что он услыхал таинственный, предшествующий ему звонок и увидал,
входя по отлогой ковровой лестнице, статую на площадке и
в верхних
дверях третьего состаревшегося знакомого швейцара
в клубной ливрее, неторопливо и не медля отворявшего
дверь и оглядывавшего гостя, ― Левина охватило давнишнее впечатление клуба, впечатление отдыха, довольства и приличия.
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она
вошла в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила
дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла
в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.
В то время как она
входила, лакей Вронского с расчесанными бакенбардами, похожий на камер-юнкера,
входил тоже. Он остановился у
двери и, сняв фуражку, пропустил ее. Анна узнала его и тут только вспомнила, что Вронский вчера сказал, что не приедет. Вероятно, он об этом прислал записку.
В то время как Левин выходил
в одну
дверь, он слышал, как
в другую
входила девушка. Он остановился у
двери и слышал, как Кити отдавала подробные приказания девушке и сама с нею стала передвигать кровать.