Неточные совпадения
Раскольников не привык к толпе
и, как уже сказано, бежал всякого общества, особенно в последнее время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Что-то совершалось в нем как бы новое,
и вместе с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он
так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски своей
и мрачного возбуждения, что хотя одну минуту
хотелось ему вздохнуть в другом мире, хотя бы в каком бы то ни было,
и, несмотря на всю грязь обстановки, он с удовольствием оставался теперь в распивочной.
А вот теперь смотрите сюда: этот франт, с которым я сейчас драться хотел, мне незнаком, первый раз вижу; но он ее тоже отметил дорогой сейчас, пьяную-то, себя-то не помнящую,
и ему ужасно теперь
хочется подойти
и перехватить ее, —
так как она в
таком состоянии, — завезти куда-нибудь…
«
И с чего взял я, — думал он, сходя под ворота, — с чего взял я, что ее непременно в эту минуту не будет дома? Почему, почему, почему я
так наверно это решил?» Он был раздавлен, даже как-то унижен. Ему
хотелось смеяться над собою со злости… Тупая, зверская злоба закипела в нем.
Даже бумага выпала из рук Раскольникова,
и он дико смотрел на пышную даму, которую
так бесцеремонно отделывали; но скоро, однако же, сообразил, в чем дело,
и тотчас же вся эта история начала ему очень даже нравиться. Он слушал с удовольствием,
так даже, что
хотелось хохотать, хохотать, хохотать… Все нервы его
так и прыгали.
— А что отвечал в Москве вот лектор-то ваш на вопрос, зачем он билеты подделывал: «Все богатеют разными способами,
так и мне поскорей
захотелось разбогатеть». Точных слов не помню, но смысл, что на даровщинку, поскорей, без труда! На всем готовом привыкли жить, на чужих помочах ходить, жеваное есть. Ну, а пробил час великий, тут всяк
и объявился, чем смотрит…
Теперь, когда уже с вами можно разговаривать, мне
хотелось бы вам внушить, что необходимо устранить первоначальные,
так сказать, коренные причины, влиявшие на зарождение вашего болезненного состояния, тогда
и вылечитесь, не то будет даже
и хуже.
— Гроб ведь простой будет-с…
и все будет просто,
так что недорого… мы давеча с Катериной Ивановной все рассчитали,
так что
и останется, чтобы помянуть… а Катерине Ивановне очень
хочется, чтобы
так было. Ведь нельзя же-с… ей утешение… она
такая, ведь вы знаете…
— Вам направо, Софья Семеновна? Кстати: как вы меня отыскали? — спросил он, как будто желая сказать ей что-то совсем другое. Ему все
хотелось смотреть в ее тихие, ясные глаза,
и как-то это все не
так удавалось…
Соня проговорила это точно в отчаянии, волнуясь
и страдая
и ломая руки. Бледные щеки ее опять вспыхнули, в глазах выразилась мука. Видно было, что в ней ужасно много затронули, что ей ужасно
хотелось что-то выразить, сказать, заступиться. Какое-то ненасытимое сострадание, если можно
так выразиться, изобразилось вдруг во всех чертах лица ее.
Пожалуйста попросила,
и уж
так ей
хотелось.
— Я не знаю-с. Это только она сегодня-с
так… это раз в жизни… ей уж очень
хотелось помянуть, честь оказать, память… а она очень умная-с. А впрочем, как вам угодно-с,
и я очень, очень, очень буду… они все будут вам…
и вас бог-с…
и сироты-с…
Весьма вероятно
и то, что Катерине Ивановне
захотелось, именно при этом случае, именно в ту минуту, когда она, казалось бы, всеми на свете оставлена, показать всем этим «ничтожным
и скверным жильцам», что она не только «умеет жить
и умеет принять», но что совсем даже не для
такой доли
и была воспитана, а воспитана была в «благородном, можно даже сказать в аристократическом полковничьем доме»,
и уж вовсе не для того готовилась, чтобы самой мести пол
и мыть по ночам детские тряпки.
— Вот вы, наверно, думаете, как
и все, что я с ним слишком строга была, — продолжала она, обращаясь к Раскольникову. — А ведь это не
так! Он меня уважал, он меня очень, очень уважал! Доброй души был человек!
И так его жалко становилось иной раз! Сидит, бывало, смотрит на меня из угла,
так жалко станет его,
хотелось бы приласкать, а потом
и думаешь про себя: «приласкаешь, а он опять напьется», только строгостию сколько-нибудь
и удержать можно было.
Он протеснился; но провиантскому не
хотелось так легко его выпустить, с одними только ругательствами: он схватил со стола стакан, размахнулся
и пустил его в Петра Петровича; но стакан полетел прямо в Амалию Ивановну.
— Понимаю (вы, впрочем, не утруждайте себя: если хотите, то много
и не говорите); понимаю, какие у вас вопросы в ходу: нравственные, что ли? вопросы гражданина
и человека? А вы их побоку; зачем они вам теперь-то? Хе, хе! Затем, что все еще
и гражданин
и человек? А коли
так,
так и соваться не надо было; нечего не за свое дело браться. Ну, застрелитесь; что, аль не
хочется?
Неточные совпадения
Черт побери, есть
так хочется,
и в животе трескотня
такая, как будто бы целый полк затрубил в трубы.
— Неволя к вам вернулася? // Погонят вас на барщину? // Луга у вас отобраны? — // «Луга-то?.. Шутишь, брат!» // —
Так что ж переменилося?.. // Закаркали «Голодную», // Накликать голод
хочется? — // — «Никак
и впрямь ништо!» — // Клим как из пушки выпалил; // У многих зачесалися // Затылки, шепот слышится: // «Никак
и впрямь ништо!»
Так вот что с парнем сталося. // Пришел в село да, глупенький, // Все сам
и рассказал, // За то
и сечь надумали. // Да благо подоспела я… // Силантий осерчал, // Кричит: «Чего толкаешься? // Самой под розги
хочется?» // А Марья, та свое: // «Дай, пусть проучат глупого!» //
И рвет из рук Федотушку. // Федот как лист дрожит.
Сработано было чрезвычайно много на сорок два человека. Весь большой луг, который кашивали два дня при барщине в тридцать кос, был уже скошен. Нескошенными оставались углы с короткими рядами. Но Левину
хотелось как можно больше скосить в этот день,
и досадно было на солнце, которое
так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему только
хотелось еще
и еще поскорее
и как можно больше сработать.
Получив письмо Свияжского с приглашением на охоту, Левин тотчас же подумал об этом, но, несмотря на это, решил, что
такие виды на него Свияжского есть только его ни на чем не основанное предположение,
и потому он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине души ему
хотелось испытать себя, примериться опять к этой девушке. Домашняя же жизнь Свияжских была в высшей степени приятна,
и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля, какой только знал Левин, был для Левина всегда чрезвычайно интересен.